1. Украина — ближайший и «главнейший» сосед России в постсоветском пространстве, значение политических, экономических и культурных связей с которым трудно переоценить. В связи с этим российских юристов, пожалуй, больше всего интересует соотношение Уголовного кодекса Украины с УК РФ. По моему мнению, можно говорить о сходстве решения принципиальных вопросов в УК Украины и УК РФ. Имеется в виду именно сходство, а не полное совпадение, так как во многих случаях принципиальное единство в решении соответствующих вопросов закономерно дополняется их специфической конкретизацией в одном или обоих кодексах. Вот эти основные вопросы:

— понятие уголовного закона, соотношение новых уголовных законов с Кодексом, соответствие УК Конституции и общепринятым принципам и нормам международного права (ст. 3 УК Украины, ст. 1 УК РФ);

— понятие времени совершения преступления и обратной силы уголовного закона (ст. 4 и 5 УК Украины, ст. 9 и 10 УК РФ);

— основание уголовной ответственности (ст. 2 УК Украины, ст. 8 УК РФ);

— понятие преступления и классификация преступлений (ст. 11 и 12 УК Украины и ст. 14 и 15 УК РФ)1*;

принципиальные подходы к определению:

— ответственности за предварительную и совместную преступную деятельность (ст. 13-16, 26-29 УК Украины, ст. 29-36 УК РФ);

— вменяемости, возраста, с которого может наступать уголовная ответственность, вины и ее форм (ст. 18-22 УК Украины, ст. 19-27 УК РФ);

— обстоятельств, исключающих преступность деяния (ст. 36, 38-42 УК Украины, ст. 37-42 УК РФ);

Напомним, что, как уже отмечалось, «сходство» не обязательно предполагает полное совпадение; так сходство в решении вопроса о классификации преступлений означает одинаковое деление на преступления небольшой, средней тяжести, тяжкие и особо тяжкие, а также их почти одинаковую зависимость от размера санкций соответствующих уголовно-правовых запретов, несовпадение же заключается в отсутствии градации степени тяжести преступных деяний в зависимости от их субъективной стороны.

— понятия наказания, его целей, видов и назначения наказания (ст. 50-73 УК Украины, ст. 43-72 УК РФ);

— принципиальные подходы к решению вопросов освобождения от уголовной ответственности и наказания, погашения и снятия судимости (ст. 45-46, 48, 49, 79, 84, 86, 87, 89-91 УК Украины, ст. 75-86 УК РФ);

— общие подходы к решению вопросов о принудительных мерах медицинского характера и уголовной ответственности несовершеннолетних (ст. 92-108 УК Украины, ст. 87-104 УК РФ);

2. Разумеется, что, несмотря на указанные общие подходы к решению многих принципиальных вопросов, Уголовный кодекс Украины характеризуется и не менее принципиальными особенностями. Остановлюсь лишь на тех, которые, на мой взгляд, выгодно отличают решение в нем соответствующих вопросов от уровня их законодательного решения в отечественном УК.

В свете изложенного заслуживает внимания специфическое (отличное от российского УК) решение в УК Украины ряда весьма принципиальных вопросов. Начнем их рассмотрение со структуры Кодекса. Как Общая, так и Особенная части Кодекса состоят из разделов, которые, в отличие от российского УК, не делятся дополнительно на главы. Эта более простая структура имеет свои достоинства, в особенности для определения объекта соответствующих преступлений. Недостатки усложненной структуры в российском Уголовном кодексе очевидны. Во-первых, при этом не удалось выдержать принцип деления разделов на главы. Так, разделы V («Уголовная ответственность несовершеннолетних»), VI («Принудительные меры медицинского характера), XI («Преступления против воинской службы»), XII («Преступления против мира и безопасности человечества») УК РФ оказались без дополнительного деления на главы. Во-вторых, в некоторые разделы УК РФ оказались включенными главы, объединяющие нормы, достаточно далекие от их ближайших по разделу «соседей». Так, например, в разделе II («Преступление») вместе с главами о понятии и видах преступлений (гл. 3), о лицах, подлежащих уголовной ответственности (гл. 4), о вине (гл. 5), о неоконченном преступлении (гл. 6), о соучастии в преступлении (гл. 7) оказалась гл. 8 об обстоятельствах, исключающих преступность деяния, хотя по своей юридической природе нормы УК об этих обстоятельствах, конечно, «заслуживают» выделения их в самостоятельный раздел. Наконец, в-третьих, усложненная структура Кодекса привела к отказу от традиционной для российского (советского) уголовного права трехчленной классификации видов объекта преступления на общий, родовой и непосредственный. Родовой — объединял нормы, помещенные в одной главе Кодекса (например, УК РСФСР 1960 г., который структурно состоял только из глав). Теперь родовой объект объединил нормы, предусмотренные в соответствующем разделе УК. Для определения объекта, объединяющего нормы соответствующей главы, пришлось вводить понятие видового объекта, т.е. приспосабливать к новой структуре Кодекса четырехступенчатую классификацию видов объекта преступления. Применительно к УК РСФСР четырехступенчатая классификация объектов преступления вызывалась тем, что некоторые главы Особенной части УК, например, гл. 3 («Пре-ступления против жизни, здоровья, свободы и достоинства личности») и гл. 10 («Преступления против общественной безопасности, общественного порядка и здоровья населения»), фактически предусматри-вали достаточно разнородные по объекту посягательства нормы, в связи с чем и приходилось внутри родового объекта выделять еще и видовой (например, в гл. 10 УК РСФСР в качестве него выступали в относительной независимости друг от друга — общественная безопасность, общественный порядок и здоровье населения). Но и в УК РФ 1996 г. родовой объект как объединяющий нормы об ответственности за преступления, помещенные в один раздел, и видовой объект, определяемый главой Кодекса, не всегда приобретают необходимую им качественную однородность. Сошлемся лишь на раздел X («Преступления против государственной власти»), в котором, например, объединены нормы гл. 29 о преступлениях против основ конституционного строя и безопасности государства и нормы гл. 30 о должностных преступлениях. Очевидно, что государственная измена и халатность вряд ли по своей социальной природе столь однородны, чтобы их объединять в один (пусть именуемый и родовым) объект. И позиция УК Украины выглядит на этот счет куда предпочтительнее.

Принципиальным в структурном плане нам видится и определение места норм об освобождении от уголовной ответственности (раздел IX Кодекса). В УК Украины они помещены перед разделом о наказании и его видах (раздел X), что более точно отражает юридические особенности указанных уголовно-правовых институтов (как известно, в УК РФ нормы об освобождении от уголовной ответственности помещены после норм о наказании и его назначении).

3. В Общей части УК Украины можно выделить и другие заслуживающие внимания подходы и решения. И, пожалуй, все они (их преимущества) основаны на позициях судебной практики и уголовноправовой доктрине (а не придуманы в рабочих комиссиях по разработке Кодекса).

Сколько, например, «копий» было «сломано» в теоретических спорах о том, как решить вопрос об обратной силе уголовного закона, когда тот, с одной стороны, увеличивает минимальный предел санк-ции, а с другой — уменьшает максимальный или, наоборот, снижает минимальный размер санкции и увеличивает максимальный. На этот счет существуют два вполне логичных, каждый по-своему, варианта решения вопроса об обратной силе того или другого закона. Однако для практики требуется единственное решение. И такой действительно удачный выход был найден в УК Украины.

Удачные уточнения, существенно облегчающие трудности правоприменителей (в применении соответствующих норм УК) и повышающие гарантии прав граждан в сфере правосудия по уголовным делам, сделаны в статьях о действии уголовного закона в пространстве. Так, в ст. 6 уточняется: «Преступление признается совершенным на территории Украины, если оно было начато, продолжено, окончено или пресечено на территории Украины» (ч. 2), и преступление также «признается совершенным на территории Украины, если его исполнитель ши хотя бы один из соучастников действовал на территории Украины» (ч. 3). В российской доктрине уголовного права данный вопрос решается аналогичным образом (как он решался и в теории советского уголовного права). Однако проблема настолько принципиальна (особенно в плане определения уголовной юрисдикции государства, что в этих случаях вполне реальна коллизия интересов двух или нескольких государств) и ее необходимо решать непосредственно в самом уголовном законодательстве.

4. При формулировке неосторожности украинский законодатель сохранил традиционный (для советского уголовного права) подход к определению первого вида неосторожности как «преступной самонадеянности» (ч. 1 и 2 ст. 25 УК Украины). И правильно сделал, так как каких-либо «плюсов» в отказе от такого традиционного понимания этого вида неосторожности и замене понятия «самонадеянность» на «легкомыслие» в российском УК (ст. 26), конечно же, не имеется (как нет и каких-либо серьезных обоснований такой замены).

Не могу не высказать удовлетворения (особенно в правоприменительном плане) от некоторых уточнений в определении ответственности за неоконченную и совместную преступную деятельность. Так, в нормативную «ткань» Кодекса введено разграничение, признаваемое как доктриной уголовного права, так и судебной практикой, видов покушения на преступление на оконченные и неоконченные (ч. 2 и 3 ст. 15 УК Украины). Очевидно, что это разграничение достаточно существенно для индивидуализации уголовного наказания и поэтому заслуживает, чтобы оно определялось непосредственно в самом УК. Вполне уместно и определение добровольного отказа при неоконченном преступлении не просто как прекращения лицом своих действий по приготовлению к преступлению или покушению на преступление (формулировка российского УК — ч. 1 ст. 31), а как «окончательного прекращения лицом по своей воле (ч. 1 ст. 17 УК Украины). Оба критерия являются весьма важными для установления на практике добровольного отказа (и достаточно распространены в доктрине уголовного права).

5. Представляется плодотворной и законодательная попытка дать непосредственно в УК количественный критерий, лежащий в основе определения и отграничения различных видов групповой и организованной преступности. Так, в ст. 28 УК Украины для признания преступления совершенным группой лиц без предварительного сговора и группой лиц по предварительному сговору соответствующая группа должна насчитывать не менее двух лиц, а в преступлении, совершаемом организованной группой или преступной организацией, — не менее трех человек. Думается, что это правильно, так как при этом учитывается качественное различие в степени общественной опасности совершаемых преступлений.

Вполне уместной представляется и норма о добровольном отказе соучастников (ст. 31 УК Украины) ввиду значительной специфики добровольного отказа при совместной преступной деятельности.

Приходится лишь завидовать украинским юристам, что они и в новом Уголовном кодексе смогли не отказаться от признака «повторности» и не заменили его признаком «неоднократности», как это сделано в российском Уголовном кодексе. В разделе VII УК Украины выделены следующие виды множественности (без употребления этого термина) преступлений: повторность, совокупность и рецидив преступлений. Представляет интерес ст. 32 УК Украины, определяющая повторность преступлений.

6. Несомненный интерес представляет конкретизация в новом УК Украины особенностей ряда обстоятельств, исключающих преступность деяния, — конкретизация, опять-таки «работающая» на усиление гарантий прав личности в сфере уголовного судопроизводства при толковании в правоприменительной практике сложных вопросов «буквы» уголовного закона. Так, применительно к необходимой обороне украинский законодатель определяет вред, который может быть причинен посягающему, как «необходимый и достаточный в данной обстановке» для «незамедлительного предотвращения или пресечения посягательства» (ч. 1 ст. 36 УК Украины). Это — очень важная характеристика (дополнительная по отношению к формулировке в ст. 37 УК РФ) условий необходимой обороны и ее превышения.

Значительным шагом вперед в трактовке превышения необходимой обороны в пользу обороняющегося является и норма, выраженная в ч. 5 ст. 36 УК Украины, о превышении пределов необходимой обороны.

Заслуживает высокой оценки включение в УК Украины статьи о мнимой обороне (ст. 37). Закрепленные в ней правила были выработаны судебной практикой и сформулированы в одном из самых содержательных постановлений Пленума Верховного Суда Союза ССР «О практике применения судами законодательства о необходимой обороне» от 4 декабря 1969 г. (позже эти формулировки вошли в постановление Пленума Верховного Суда Союза ССР «О применении судами законодательства, обеспечивающего право на необходимую оборону от общественно опасных посягательств» от 16 августа 1984 г.). Такое толкование понятия мнимой обороны и ее уголовноправового значения признавалось и в доктрине советского уголовного права, и вызывает уважение позиция украинского законодателя, не отказавшегося по мнимо-идеологическим соображениям от использования в новом уголовном кодексе указанных наработок.

7. Немало привлекающих внимание особенностей можно обнаружить и в Особенной части УК Украины, но это особая тема для выступления.