Роман А. С. Пушкина “Евгений Онегин” — произведение трудное, емкое по своему содержанию. Работа над этим произведением шла на протяжении почти семи с половиной лет. За этот довольно продолжительный период время не стояло на месте, изменился и сам писатель, его взгляды. По этой причине Пушкин был вынужден пересмотреть и замысел своего романа; немудрено, что на страницах “Евгения Онегина” мы встречаемся с массой противоречий. Но они не случайны, автор намеренно не стал их устранять:

…Пересмотрел все это строго:

Противоречий очень много,

Но их исправить не хочу.

Вероятно, именно эти противоречия и делают роман таким живым, динамичным, приближенным к реальной жизни.

Первоначально “Евгений Онегин” мыслился автором в виде сатирического противопоставления светского общества и светского героя высокому авторскому идеалу, что и находит свое воплощение в первой главе. Ведь вначале мы не можем даже предположить, что роман имеет глубочайший подтекст, а его главный герой не так уж прост. Духовная драма Онегина раскрывается гораздо позже, но ее истоки мы должны искать именно в первой главе, где автор знакомит нас с молодыми годами главного героя.

Итак, Онегин предстает перед нами в образе блистательного молодого человека, модного, великолепно вписывающегося в светскую жизнь Петербурга. Автор дает весьма определенное представление о его образовании, вкусах, привычках. Воспитанный своим гувернером, “французом убогим”, который “учит его всему шутя”, Онегин получил достаточно поверхностное европейское образование. Он читал в основном только модные книги, чтобы “без принужденья в разговоре коснуться до всего слегка”. Пушкин также подчеркивает равнодушие главного героя к истории, из которой он помнил лишь анекдоты, и к поэзии. В то же самое время Онегин читает Адама Смита, что еще раз указывает нам на европейскую направленность его образования. Он интересуется конкретной пользой, а не поэзией, которая кажется ему бессмыс- ленной. Необходимо отметить, что такое мнение было весьма популярным среди молодежи того времени.

Несмотря на это, Пушкин очень часто подчеркивает ум Онегина, который хоть и имел весьма однобокую европейскую направленность, но все же был “резким и охлажденным”. Вероятно, именно поэтому Онегину так скоро наскучил свет. Но была, на мой взгляд, и еще одна причина. Онегин — это человек, решивший построить свою реальную жизнь по законам европейского романа. Он написал для себя сценарий, которому он следует. Дело в том, что, начитавшись западных книг, главный герой почел за высшую честь служить идеалам полезности. А обладая незаурядными интеллектуальными способностями, волей, смог “создать” себе жизнь и следовать законам жанра.

Известно, что сам роман вырывается из ряда литературных произведений в мир реальности. Да и сам персонаж не подчиняется законам литературы. “Евгения Онегина” скорее можно назвать жизнеописанием человека, который решил построить свою реальную жизнь по законам литературы, да еще западной. Но самым примечательным, на мой взгляд, является то, что герой типичен для своего времени, он повторяет жизненный путь многих молодых людей начала XIX века.

Подтверждение этой точке зрения мы можем найти в тексте самого романа. Автор постоянно сравнивает Онегина с различными литературными героями, пытаясь найти ключ к его поведению:

Но наш герой, кто б ни был он,

Уж верно был не Грандисон.

Прямым Онегин Чальд-Гарольдом

Вдался в задумчивую лень…

Но литературный герой может жить лишь на страницах романа, а попадая в реальный мир, он, естественно, вступает в противоречие с ним, становится как бы лишним человеком. Этот конфликт и является причиной глубочайшей духовной драмы русского европейца.

Будучи сам романтиком до мозга костей, Онегин сходится с поэтом Ленским. Главный герой с иронией смотрит на молодого человека, умиляется его восторженным отношением к миру, высокими чувствами, жаждой жизни. Но, как ни парадоксально, Ленский, естественно, вписывается в реальную жизнь. В его душе нет места этому трагическому несоответствию идеала и действительности. С одной стороны, он пишет возвышенные стихи, посвященные своей богине, но с другой стороны, его отнюдь не коробит то, что Ольга реальная, живая девушка и по очень многим статьям не отвечает поэтическому идеалу.

Онегин искренне любил Ленского, тогда почему же он не отказался от дуэли с ним? Я не думаю, что Онегин не настолько уж боялся мнения света. Скорее всего, отказ от дуэли не соответствовал бы поведению того героя, роль которого Онегин пытался играть. Какой же литературный герой откажется от дуэли? Но Онегин не учел той лишь разницы, что в настоящей жизни и пистолет, и кровь, и смерть будут настоящими. Именно эта дуэль и положила начало тому, что Онегин стал тяготиться своей искусственной, созданной по уму судьбой.

По той же причине отношения Онегина с Татьяной приобретают такую драматическую окраску. Татьяна — натура вполне естественная, она живет чувствами, а не умом. Читая французские романы, главная героиня не превращается в литературного персонажа. Я думаю, что для нее это превращение невозможно еще и по той причине, что она живет в деревне, среди простых людей. Гораздо большее влияние на нее оказывает старая няня, нежели все французские писатели, вместе взятые. Европейская культура со своими идеалами полезности не проникла в ее душу настолько же глубоко, как это случилось с Онегиным. Но нельзя и полностью исключать это влияние. Несмотря ни на что, Татьяна влюблялась во всех героев прочитанных романов:

Она влюблялася в обманы

И Ричардсона, и Руссо.

Именно поэтому, встретив Онегина, который настолько полностью вжился в образ литературного героя, что перестал замечать реальность, Татьяна влюбилась в него. Но очевидно также и то, что их союз был невозможен. Жизнь остается жизнью, а литература — литературой, грань между ними существует, и разрушить ее нельзя.

Таким образом, можно сказать, что драма Онегина заключается в том, что он подменил реальные человеческие чувства, любовь, веру рациональными идеалами. Но человек не способен жить полной жизнью, не испытывая игры страстей, не ошибаясь, потому что ум не может заменить или подчинить себе душу. Для того чтобы человеческая личность развивалась гармонично, духовные идеалы должны стоять все же на первом месте.

Духовная эволюция Евгения Онегина

Главный герой романа “Евгений Онегин” открывает знаменательную главу в поэзии и во всей русской культуре. За Онегиным последовала целая вереница героев, названных впоследствии “лишними людьми”: лермонтовский Печорин, тургеневский Рудин и еще многие другие, менее значительные персонажи, воплощающие целый пласт, эпоху в социально-духовном развитии русского общества. Пушкин проследил истоки этого явления: в поверхностном воспитании, в беспорядочно и подражательно воспринятой европейской культуре, в отсутствии духовных и общественных интересов, в наполненном условностями и предрассудками укладе дворянской жизни, в привычке к праздности и неприспособленности к систематическому труду. Это незаурядные, возвышающиеся над средним уровнем личности, критически воспринимающие действительность, мучительно ищущие смысл жизни и свое предназначение в ней, разочарованные и душевно опустошенные, люди, не находящие применения своим недюжинным способностям, неизбежно переживающие личную драму.

Евгений Онегин получил типичное для аристократической молодежи своего времени домашнее образование и воспитание под руководством француза-гувернера, который “учил его всему шутя, не докучал моралью строгой, слегка за шалости бранил и в Летний сад гулять водил. “И все же Онегин достаточно хорошо знал латынь, “чтоб эпиграфы разбирать, потолковать об Ювенале”, античную литературу, современную политэкономию, историю:

Онегин был по мненью многих

(Судей решительных и строгих)

Ученый малый, но педант…

Несмотря на ироничность авторской оценки неглубокого уровня образованности героя, как и представлений света об этом уровне: “Чего ж вам больше? Свет решил, что он умен и очень мил”, — Пушкин воздает должное его достаточно высокому интеллектуальному уровню, кругу его интересов. Образ жизни Онегина типичен для молодой столичной аристократии: балы, рестораны, театры, прогулки по Невскому, любовные приключения — полный набор удовольствий, составляющий обывательское представление о счастливой, беззаботной жизни.

Евгений был достаточно самокритичен, взыскателен к себе, чтобы не сознавать искусственность, наигранность своего поведения (“Как рано мог он лицемерить, таить надежду, ревновать, разуверять, заставить верить, казаться мрачным, изнывать…”), отупляющий образ жизни (“Проснется за полдень, и снова до утра жизнь его готова, однообразна и пестра”).

Нет; рано чувства в нем остыли;

Ему наскучил света шум;

Красавицы не долго были

Предмет его привычных дум;

Измены утомить успели;

Друзья и дружба надоели…

Здесь и пресыщенность однообразными впечатлениями, и искреннее, естественное стремление мыслящего человека вырваться из круга светских условностей, пошлости, однообразия на простор живой, полнокровной жизни.

Что же подвигло героя на пусть пассивный, но протест против бездуховного, хоть и комфортного существования, что обрекло его на одиночество, отчужденность, охлаждение к жизни?

Автор подчеркивает достоинства, выделяющие Онегина над обывательской массой: “…Мечтам невольная преданность, неподражательная странность и резкий, охлаждённый ум”, “и гордость, и прямая честь”, “души прямое благородство”. Онегин в своем деревенском имении несмотря на прекрасные виды, “луга и нивы золотые”, наполненный воздухом истории замок скучал, поскольку он “равно зевал средь модных и старинных зал”, чуждался ограниченных соседей-помещиков, предпочитая всему этому одиночество смятенного, но гордого духа. Исключение он сделал лишь для юного поэта, поклонника романтизма, вдохновенного Владимира Ленского. Оба они в глазах соседей-помещиков выглядели “белыми воронами”, оба чуждались местного общества с бесконечными разговорами “о сенокосе и вине, о псарне, о своей родне”, хоть и были такими непохожими. Ленский любил страстно, самозабвенно. Онегин же, столкнувшись с искренней, глубокой любовью необыкновенной девушки, не нашел в себе достаточно душевных сил, чтобы ответить на это высокое чувство.

Почему же Онегин отвергает любовь Татьяны? Он искренне воздает ей должное:

…Когда б семейственной картиной

Пленился я хоть миг единый, —

То, верно б, кроме вас одной

Невесты не искал иной.

Онегин убеждает Татьяну, что не создан для наполненной тихими радостями размеренной и однообразной семейной жизни:

Но я не создан для блаженства;

Ему чужда душа моя;

Напрасны ваши совершенства:

Их вовсе недостоин я.

Поверьте (совесть в том порукой),

Супружество нам будет мукой.

И дальше объясняет причину своей неприспособленности к семейной жизни, к настоящему чувству внутренней опустошенностью:

Мечтам и годам нет возврата;

Не обновлю души моей…

Я вас люблю любовью брата

И, может быть, еще нежней.

Онегин снисходителен и великодушен, прям и честен и в то же время нерешителен и даже жесток. Он благородно не принимает “науку страсти нежной, которую воспел Назон… в чем он истинный был гений”, но боязливо отказывается от настоящей любви, требующей огромного напряжения душевных сил.

Убийство на дуэли Ленского, спровоцированное эгоистичным желанием Онегина досадить своему другу, обнаружило еще одну слабость Евгения — живучесть в нем светских условностей, ложных представлений о дворянской чести, условностей, так глубоко им презираемых, от которых он бежал из Петербурга. Онегин отказался от любви, могущей украсить его жизнь, теперь же он лишился и единственного друга, искреннего, доверчивого. Два наиболее близких, дорогих ему человека были им отвергнуты из-за непобедимой душевной холодности, неспособности переступить во имя высокого через незначительное, второстепенное.

Татьяна, побывав в имении Онегина, перечитывает книги из его библиотеки и со страхом замечает, что ее избранник предпочитает романы, “в которых отразился век и современный человек изображен довольно верно с его безнравственной душой, себялюбивой и сухой, мечтанью преданной безмерно, с его озлобленным умом, кипящим в действии пустом”. И Татьяна, как ни бережна она по отношению к любимому, как ни ревнива ко всему, что его окружает, все же усомнилась в его человеческой состоятельности:

Что ж он? Ужели подражанъе,

Ничтожный призрак, иль еще

Москвич в Гаролъдовом плаще,

Чужих причуд истолкованъе,

Слов модных полный лексикон?..

Уж не пародия ли он?

Нет, Онегин далеко не пародия, а живой человек, а его судьба, обусловленная всем развитием дворянской культуры, столь же печальна, как и судьба Татьяны. Впервые в жизни испытав настоящее чувство любви, Онегин в письме к Татьяне раскрывает свою душу. Он стал духовно богаче, глубже, человечнее, чувствительнее. Как не похож он в конце романа на умного холодного аристократа, детально объясняющего Татьяне причины отказа от ее любви. Сейчас он в положении влюбленного, искреннего, беззащитного, не боящегося насмешки. Сейчас он вызывает у читателя сострадание своей жизненной драмой, всей сломанной, исковерканной жизнью:

Когда б вы знали, как ужасно

Томиться жаждою любви,

Пылать — и разумом всечасно

Смирять волнение в крови;

Желать обнять у вас колени

И, зарыдав, у ваших ног

Излить мольбы, признанья, пени,

Все, все, что выразить бы мог…

Образ Евгения Онегина

Роман А. С. Пушкина “Евгений Онегин” является едва ли не величайшим произведением первой половины девятнадцатого века. Этот роман — одно из самых любимых и в то же время сложнейших произведений русской литературы. Его действие разворачивается в 20-е годы XIX века. В центре внимания — быт столичного дворянства эпохи духовных исканий передовой дворянской интеллигенции.

Главный герой, по имени которого и назван роман, — Евгений Онегин. Это молодой столичный аристократ, получивший типичное светское воспитание. Онегин родился в богатой, но разорившейся дворянской семье. Его детство прошло в отрыве от всего русского, национального. Его воспитывал француз-гувернер, который,

…чтоб не измучилось дитя,

Учил его всему шутя,

Не докучал моралью строгой,

Слегка за шалости бранил

И в Летний сад гулять водил”.

Таким образом, воспитание и образование Онегина были достаточно поверхностными.

Но пушкинский герой все же получил тот минимум знаний, который считался обязательным в дворянской среде. Он “знал довольно по-латыни, чтоб эпиграфы разбирать”, помнил “дней минувших анекдоты от Ромула до наших дней”, имел представление о политэкономии Адама Смита. В глазах общества он был блестящим представителем молодежи своего времени, и все это благодаря безупречному французскому языку, изящным манерам, остроумию и искусству поддерживать разговор. Он вел типичный для молодежи того времени образ жизни: посещал балы, театры, рестораны. Богатство, роскошь, наслаждение жизнью, успех в свете и у женщин — вот что привлекало главного героя романа.

Но светские развлечения ужасно надоели Онегину, который уже “давно зевал средь модных и старинных зал”. Ему скучно и на балах, и в театре: “…Отворотился— и зевнул, и молвил: "Всех пора на смену; балеты долго я терпел, но и Дидло мне надоел"”. Это и неудивительно — на светскую жизнь у героя романа ушло около восьми лет. Но он был умен и стоял значительно выше типичных представителей светского общества. Поэтому со временем Онегин почувствовал отвращение к пустой праздной жизни. “Резкий, охлажденный ум” и пресыщение удовольствиями заставили Онегина разочароваться, “русская хандра им овладела”.

“Томясь душевной пустотой”, этот молодой человек впал в депрессию. Он пробует искать смысл жизни в какой-либо деятельности. Первой такой попыткой была литературная работа, но “ничего не вышло из пера его”, так как система воспитания не научила его работать (“труд упорный ему был тошен”). Онегин “читал, читал, а все без толку”. На этом, правда, наш герой не останавливается. В своём имении он делает еще одну попытку практической деятельности: заменяет барщину (обязательную работу на помещичьем поле) оброком (денежным налогом). В результате жизнь крепостных крестьян становится более легкой. Но, проведя одну реформу, и ту от скуки, “чтоб только время проводить”, Онегин снова погружается в хандру. Это дает В. Г. Белинскому основание написать: “Бездеятельность и пошлость жизни душат его, он даже не знает, что ему надо, что ему хочется, но он… очень хорошо знает, что ему не надо, что ему не хочется того, чем так довольна, так счастлива самолюбивая посредственность”.

Вместе с тем, мы видим, что Онегин не был чужд предрассудков света. Их можно было преодолеть только соприкосновением с реальной жизнью. Пушкин показывает в романе противоречия в мышлении и поведении Онегина, борьбу “старого” и “нового” в его сознании, сопоставляя его с другими героями романа: Ленским и Татьяной, сплетая их судьбы.

Особенно ярко раскрывается сложность и противоречивость характера пушкинского героя в его взаимоотношениях с Татьяной, дочерью провинциального помещика Ларина.

В новом соседе девушка увидела тот идеал, который давно уже сложился у нее под влиянием книг. Скучающий, разочарованный дворянин ей кажется романтическим героем, он не похож на других помещиков. “Весь внутренний мир Татьяны заключался в жажде любви”, — пишет В. Г. Белинский о состоянии девушки, предоставленной целыми днями своим тайным мечтаниям:

Давно ее воображенье,

Сгорая негой и тоской,

Алкало пищи роковой;

Давно сердечное томленье

Теснило ей младую грудь;

Душа ждала… кого-нибудь

И дождалась… Открылись очи;

Она сказала: это он!

В душе Онегина проснулось все лучшее, чистое, светлое:

Мне ваша искренность мила,

Она в волненье привела

Давно умолкнувшие чувства.

Но Евгений Онегин не принимает любви Татьяны, объясняя это тем, что он “не создан для блаженства”, то есть для семейной жизни. Безразличие к жизни, пассивность, “желание покоя”, внутренняя опустошенность подавили искренние чувства. Впоследствии он будет наказан за свою ошибку одиночеством.

В пушкинском герое есть такое качество, как “души прямое благородство”. Он искренне привязывается к Ленскому. Онегин и Ленский выделялись из своей среды высоким интеллектом и пренебрежительным отношением к прозаическому быту соседей-помещиков. Однако они были совершенно противоположными по характеру людьми. Один был холодным разочарованным скептиком, другой — восторженным романтиком, идеалистом.

Они сойтись.

Волна и камень,

Стихи и проза, лед и пламень…

Онегин вообще не любит людей, не верит в их доброту и сам губит друга, убивая его на дуэли.

В образе Онегина Александр Сергеевич Пушкин правдиво изобразил умного дворянина, стоящего выше светского общества, но не имеющего цели в жизни. Жить, как другие дворяне, он не хочет, жить иначе не может. Поэтому разочарование и тоска становятся его постоянными спутниками.

А. С. Пушкин критически относится к своему герою. Он видит и беду, и вину Онегина. Поэт обвиняет не только своего героя, но и общество, которое формировало таких людей. Онегина нельзя считать исключением среди дворянской молодежи, это типичный характер для 20-х годов XIX века.

Cходство и различие образов Онегина и Печорина

Образы Печорина и Онегина похожи не только смысловым сходством. В. Г. Белинский отмечал духовное родство Онегина и Печорина: “Несходство их между собой гораздо меньше расстояния между Онегою и Печорою… Печорин — это Онегин нашего времени”.

Романы “Евгений Онегин” и “Герой нашего времени” написаны в разное время, и время действия этих произведений разное. Евгений жил в эпоху подъема национального и социального самосознания, вольнолюбивых настроений, тайных обществ, надежд на революционные преобразования. Григорий Печорин — герой эпохи безвременья, периода реакции, упадка общественной активности. Но проблематика обоих произведений одна — духовный кризис дворянской интеллигенции, критически воспринимающей действительность, однако не пытающейся изменить, усовершенствовать устройство общества. Интеллигенции, которая ограничивается пассивным протестом против бездуховности окружающего мира. Герои уходили в себя, бесцельно растрачивали свои силы, сознавали бессмысленность своего существования, но не обладали ни общественным темпераментом, ни социальными идеалами, ни способностью к самопожертвованию.

Онегин и Печорин воспитывались в одних условиях, с помощью модных французских гувернеров. Оба получили достаточно хорошее по тем временам образование, Онегин общается с Ленским, беседует на самые разнообразные темы, что говорит о его высокой образованности:

…Племен минувших договоры,

Плоды наук, добро и зло,

И предрассудки вековые,

И гроба тайны роковые,

Судьба и жизнь…

Печорин свободно обсуждает с доктором Вернером самые сложные проблемы современной науки, что свидетельствует о глубине его представлений о мире

В чем трагедия Печорина?

“Герой нашего времени” — одно из самых значимых произведений русской классической литературы, а Печорин -один из самых ярких и запоминающихся образов. Личность Печорина неоднозначна и может восприниматься с разных точек зрения, вызывать неприязнь или симпатию. Но в любом случае нельзя отрицать трагичность данного образа.

Печорин — человек, раздираемый противоречиями, предающийся постоянному самоанализу, непонятый окружающими и не понимающий их. В чем-то он сродни Евгению Онегину. Тот тоже не видел никакого смысла в своем существовании и ставил себя отдельно от общества.

Лермонтов дает очень подробное описание внешности Печорина, которое позволяет глубже раскрыть его характер. Облик главного героя написан очень любовно, с большой тщательностью. Это позволяет увидеть Печорина как наяву. Внешность его сразу производит впечатление. Даже такие, казалось бы незначительные, черты, как темные брови и усы при светлых волосах, говорят о неординарности, противоречивости и в то же время — аристократичности. Глаза у Печорина никогда не смеются и блестят холодным стальным блеском. Всего несколько фраз, но как много этим сказано!

Внешность главного героя описывается только во второй главе и дополняет то, что мы уже знаем о нем. Первая глава посвящена истории мимолетного увлечения Печорина и трагической гибели молодой женщины, похищенной им. Все заканчивается печально, но надо признать, что Печорин не стремился к этому и не знал, что так будет. Он искренне хотел сделать Бэлу счастливой. Однако его постигло очередное разочарование. Он просто не может испытывать длительных чувств. На смену им приходит скука — его извечный враг. Что бы ни делал Печорин — это делается от желания чем-то занять себя. Но уже ничто не приносит удовлетворения.

Читатель начинает понимать, что за человек перед ним. Печорину скучно жить, он постоянно ищет остроты ощущений, не находит и страдает от этого. Он готов рискнуть всем ради исполнения собственной прихоти. При этом он походя губит всех, кто встречается ему на пути. Здесь опять уместно провести параллель с Онегиным, который также хотел от жизни удовольствий, а получал лишь скуку. Оба героя не считались с людскими чувствами, поскольку воспринимали окружающих не как живых существ со своими мыслями и эмоциями, а, скорее, как интересные объекты для наблюдения.

Раздвоенность личности Печорина в том, что первоначально он обуреваем самыми благими намерениями и начинаниями, но, в конце концов, разочаровывается и отворачивается от людей. Так случилось с Бэлой, которой он увлекся, похитил, а затем стал тяготиться ею. С Максимом Максимычем, с которым он поддерживал теплые отношения, пока это было нужно, а затем холодно отвернулся от старого друга. С Мери, которую он заставил влюбиться в себя из чистого эгоизма. С Грушницким, молодым и восторженным, которого он убил так, как будто совершил нечто обыденное.

Беда в том, что Печорин прекрасно понимает, как заставляет страдать окружающих. Он холодно, рассудительно анализирует свое поведение. Зачем он добивается любви труднодоступной женщины? Да просто потому, что его прельщает тяжесть задачи. Ему совершенно неинтересна женщина, которая уже любит его и на все готова.

Почему-то в своих недостатках Печорин склонен обвинять общество. Он говорит, что окружающие читали на его лице признаки “дурных свойств”. Именно поэтому, считает Печорин, он и стал обладать ими. Ему и в голову не приходит винить себя. Интересно то, что Печорин действительно может довольно объективно оценить себя. Он постоянно подвергает анализу свои собственные мысли и переживания. И делает это с каким-то научным интересом, как будто проводит над самим собой эксперимент.

Печорин, вращаясь в обществе, стоит вне его. Он наблюдает за людьми со стороны, как и за собой. Он лишь свидетель жизни, но не ее участник. Он пытается найти хоть какой-то смысл в своем существовании. Но смысла нет, нет Цели, к которой следовало бы стремиться. И Печорин приходит к горькому выводу, что единственное его назначение на земле — разрушение чужих надежд. Все эти печальные раздумья приводят Печорина к тому, что он становится равнодушен даже к собственной смерти. Мир, в котором он живет, опостылел. Нет ничего, что привязывало бы к земле, нет человека, который понял бы метания этой странной души. Да, были люди, которые любили Печорина. Он умел производить впечатление, был интересен, язвителен, изыскан. Кроме того, он обладал эффектной внешностью, что не могло остаться незаметным для женщин. Но, несмотря на всеобщее внимание, не было никого, кто понимал бы его. И это сознание было тяжело для Печорина.

Ни мечты, ни желаний, ни чувств, ни планов на будущее — ничего не было у Печорина, ни одной нити из тех, что привязывают людей к этому миру. Зато было полное и ясное осознание своей никчемности.

Печорина остается только жалеть. Ведь срок человека на земле короток и любому хочется познать как можно больше радостей. Но Печорину это не удавалось. Он искал этих радостей, но не мог найти, потому что не умел их чувствовать. В этом не только его трагедия. Это беда всей эпохи. Ведь Лермонтов сам говорил, что Печорин — лишь портрет, “составленный из пороков всего нашего поколения”.

Остается лишь надеяться, что на свете очень мало людей, для которых жизнь так же пуста и бессмысленна. А Печорин — лишь яркий литературный образ

Григорий Печорин — герой своего времени

В своем романе “Герой нашего времени” М. Ю. Лермонтов отобразил 30-е годы XIX века России. Это были нелегкие времена в жизни страны. Подавив восстание декабристов, Николай I стремился превратить страну в казарму — все живое, малейшие проявления свободомыслия беспощадно преследовались и подавлялись. Через два года после появления в печати “Героя нашего времени” А. И. Герцен писал: “Поймут ли, оценят ли грядущие люди весь ужас, всю трагическую сторону нашего существования?”

“Герой нашего времени”, — говорит Лермонтов в предисловии к роману, — это портрет, .составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии”. Лермонтов высказал “едкие истины” о жизни этого поколения, о его бездействии, растрате сил на пустые занятия. Автор показал в романе типичного молодого человека того времени — Печорина. Каков же герой начала XIX века в представлении Лермонтова?

Его судьба трагична. Григорий Печорин выслан из Петербурга за некую “историю” (очевидно, за дуэль из-за женщины) на Кавказ, по дороге с ним приключается еще несколько историй, он разжалован, снова отправляется на Кавказ, затем некоторое время путешествует и, возвращаясь из Персии домой, умирает. За все это время он очень много пережил сам и во многом повлиял на жизнь других людей. За свою жизнь Печорин разрушил много человеческих судеб — княжны Мери Лиговской, Веры, Бэлы, Грушницкого… Почему же так получилось?

Ведь Печорина можно назвать весьма неординарным, умным, волевым человеком. У него широкий кругозор, высокая образованность, культура. Он быстро и верно судит о людях, о жизни в целом. Кроме того, его отличает постоянное стремление к действию. Печорин не может удержаться на одном месте, в окружении одних и тех же людей. Не от этого ли он не может быть счастлив ни с одной женщиной, даже с той, в которую влюблен? Через некоторое время его одолевает скука и он начинает искать чего-то нового, не думая о тех, с кем был рядом. Печорин пишет в своем дневнике: “…тот, в чьей голове родилось больше идей, тот больше действует; от этого гений, прикованный к чиновничьему столу, должен умереть или сойти с ума…”

Героя лермонтовского романа не устраивает такая судьба, и он действует. Но при этом Печорин тратит свои силы на действия его недостойные. Он разрушает гнездо “мирных” контрабандистов, похищает Бэлу, добивается любви Мери и отказывается от нее, убивает на дуэли Грушницкого… Мы видим, что Печорин не считается с чувствами других людей, практически не обращает на них внимания. Можно сказать, что поступки этого человека глубоко эгоистичны. Тем более эгоистичны, что он себя оправдывает. Объясняясь с Мери, Печорин рассказывает: “…такова была моя участь с самого детства! Все читали на моем лице признаки дурных свойств, которых не было; но их предполагали — и они родились… я стал скрытен… я стал злопамятен… я сделался завистлив… я выучился ненавидеть… я начал обманывать… я сделался нравственным калекой…”

Но мне кажется, что нельзя обвинять только самого Печорина в том, что он “сделался нравственным калекой”. В этом виновато также общество, в котором нет достойного применения лучшим качествам героя. То самое общество, которое мешало Онегину и Ленскому, которое ненавидело Чацкого, теперь Печорина. Так Печорин выучился ненавидеть, лгать, стал скрытен, он “хоронил лучшие свои чувства в глубине сердца, там они и умерли”.

Таким образом, можно сказать, что типичный молодой человек 30-х годов XIX столетия, с одной стороны, не лишен ума и талантов, в его душе таятся “силы необъятные”, а с другой стороны — это эгоист, разбивающий сердца и разрушающий жизни. Печорин — это и “злой гений” и в то же время жертва общества.

В дневнике Печорина мы читаем: “…Первое мое удовольствие подчинять моей воле все, что меня окружает; возбуждать к себе чувство любви, преданности и страха — не есть ли первый признак и величайшее торжество власти”. Его внимание к женщинам, желание добиться их любви — это потребность его честолюбия, жажда подчинить своей воле окружающих.

Об этом говорит его любовь к Вере. Ведь между Печориным и Верой стояла преграда — Вера была замужем, и это привлекало Печорина, который стремился добиться своего вопреки любым обстоятельствам.

Но любовь Печорина к Вере все-таки больше, чем просто интрига. Когда он получил ее последнее письмо, то “как безумный, выскочил на крыльцо, прыгнул на своего коня и пустился во весь дух догонять ее”. Веру он не догнал, оставшись в степи без лошади, которая упала под ним. Тогда он упал на мокрую траву и заплакал, пишет Лермонтов. Вера была единственной женщиной, которую Печорин любил по-настоящему. В то же время лишь Вера знала и любила Печорина не вымышленного, а реального, со всеми его достоинствами и недостатками. “Я бы тебя должна ненавидеть… Ты ничего не дал мне, кроме страданий”, — говорит она Печорину. Но, как мы знаем, такова была участь большинства людей, с которыми близко сходился Печорин…

В минуту грусти Печорин рассуждает: “Зачем я жил, для какой цели я родился? А, верно, она существовала, и, верно, было мне назначение высокое, потому, что я чувствую в душе моей силы необъятные. Но я не угадал своего назначения, я увлекся приманками страстей пустых и неблагородных”. И в самом деле, было ли у Печорина “назначение высокое”?

Я думаю, что, родись этот человек в другое время, он смог бы реализовать свои таланты на пользу себе и окружающим. Не случайно он занимает одно из центральных мест в галерее литературных образов “лишних” людей. С другой стороны, Печорин — это герой своего времени, потому что в трагедии его жизни отразилась трагедия целого поколения молодых талантливых людей, не нашедших себе достойного применения.

Образ Печорина

(По роману “Герой нашего времени” )

Это портрет, составленный

из пороков всего нашего поколения,

в полном их развитии.

М. Лермонтов

Роман “Герой нашего времени” — самое зрелое и крупное произведение Михаила Юрьевича Лермонтова, вдумчивого писателя-философа. Главный герой романа — Григорий Александрович Печорин — достойное продолжение пушкинского Онегина и следующий за ним в галерее “лишних людей”.

Печорин — молодой аристократ, активно вмешивающийся в окружающую жизнь. С первых же страниц романа перед нами предстает герой, неравнодушный, любознательный, желающий взять от жизни как можно больше. Вначале мы не понимаем мотивов его поступков, нас удивляет необычная эксцентрическая натура молодого человека. Печорин крадет понравившуюся ему девушку, не думая о тех действиях, которые могут последовать за этим поступком. Он искренне верит, что влюблен в “деву гор”, что эта любовь станет спасительным мостиком, по которому герой сможет перейти в новую для него, полную смысла, жизнь: “Когда я увидел Бэлу в своем доме, когда в первый раз, держа ее на коленях, целовал ее черные локоны, я, глупец, подумал, что она ангел, посланный мне сострадательной судьбою…” Но вскоре Григорий Александрович понимает тщетность надежд: “Я опять ошибся: любовь дикарки немногим лучше любви знатной барышни”,— признается он Максиму Максимычу.

Постепенно в борьбе с обществом Печорин теряет свою активность, становится равнодушным, холодным созерцателем. Если в главе “Тамань” Григорий Александрович активен, даже любопытен, то глава “Мери” являет нам уже инфантильного человека, плывущего по течению, только отъезд Веры (женщины, которую он глубоко и искренне любит) на короткое время возрождает в нем желание кардинально изменить свою жизнь. Мы видим отчаяние и слезы героя: “При возможности потерять ее навеки Вера стала для меня дороже всего на свете — дороже жизни, чести, счастья!.. Лошадь пала… Я остался в степи один, потеряв последнюю надежду… Я упал на мокрую траву и как ребенок заплакал…” Мы радуемся, что “человек” в Печорине не умер, он еще способен глубоко и искренне любить. Но порыв кончается очень быстро. Перед нами опять сдержанный, холодный, тайно страдающий человек.

При встрече с Печориным рассказчика поражают глаза героя: “они не смеялись, когда он смеялся!.. Это признак — или злого нрава, или глубокой постоянной грусти… взгляд его — непродолжительный и тяжелый, оставлял после неприятное впечатление нескромного вопроса и мог бы казаться дерзким, если б не был столь равнодушно спокоен”. Что же произошло с героем, почему он из активного, талантливого и пытливого человека становится подобием личности? В своем журнале-дневнике Печорин объясняет причину своего перерождения: “Я был готов любить весь мир — меня никто не понял: и я выучился ненавидеть. Моя бесцветная молодость протекла в борьбе с собой и светом: лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и умерли… Я сделался нравственным калекой…”

Какое горькое признание! Что остается нашему герою?

Он путешествует в надежде хоть как-то скоротать век или найти свой безвременный конец. На вопрос Максима Максимыча: “А когда вернетесь?” — Печорин сделал знак рукой, который можно было перевести следующим образом: вряд ли! Да и зачем?.. Горький итог жизни.

Образ Печорина в романе М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени»

Роман “Герой нашего времени” был написан в 1838-1840 годах XIX века. Это была эпоха жесточайшей политической реакции, наступившей в стране после поражения выступления декабристов. В своем произведении автор воссоздал в образе Печорина, главного героя романа, типичный характер 30-х годов XIX века.

Печорин — образованный светский человек с критическим умом, неудовлетворенный жизнью и не видящий для себя возможности быть счастливым. Он продолжает галерею “лишних людей”, открытую Евгением Онегиным Пушкина. Белинский отмечал, что мысль изобразить героя своего времени в романе не принадлежит исключительно Лермонтову, так как в тот момент уже существовал “Рыцарь нашего времени” Карамзина. Белинский указывал также, что многим писателям начала XIX века приходила в голову такая мысль.

Печорин называется в романе “странным человеком”, так о нем говорят почти все остальные персонажи. Определение “странный” приобретает оттенок термина, за которым встает определенный склад характера и тип личности, и является более широким и емким, чем определение “лишний человек”. Подобного рода “странные люди” были и до Печорина, например в рассказе “Прогулка по Москве” и в “Очерке чудака” Рылеева.

Лермонтов, создавая “Героя нашего времени”, говорил, что ему “весело было рисовать портрет современного человека таким, каким он его понимает и насто встречал”. В отличие от Пушкина, он сосредоточивает внимание на внутреннем мире своих героев и утверждает в “Предисловии к журналу Печорина”, что “история души человеческой, хотя бы и самой мелкой души, едва ли не интереснее и не полезнее истории целого народа”. Стремление раскрыть внутренний мир героя отразилось и на композиции: роман начинается как бы с середины повествования и последовательно доводится до конца жизни Печорина. Таким образом, читатель заранее знает, что “бешеная гонка” Печорина за жизнью обречена на неудачу. Печорин проделывает путь, который совершали его романтические предшественники, показывая тем самым несостоятельность их романтических идеалов. Печорин попадает из “цивилизованного” мира в мир “детей природы”, на Кавказ, но и там он оказывается чужим, “лишним человеком”, и, кроме страданий и смятения, ничего не несет: он становится косвенным виновником гибели Бэлы, расстраивает жизни “честных контрабандистов”, из-за него рушится судьба княжны Мери.

Структура “Героя нашего времени” фрагментарна, поэтому роман представляет собой систему разрозненных эпизодов-повестей, объединенных общим героем — Печориным. Такая композиция является глубоко содержательной: она отражает разорванность жизни главного героя, отсутствие у него какой-либо цели, какого-либо объединяющего начала. Жизнь героя проходит на перепутьях в вечных поисках смысла человеческого существования и счастья. Печорин почти все время в пути. “Это мир в дороге”, — говорил Гоголь по поводу “Героя нашего времени”.

В том, как изображает Лермонтов главного героя, чувствуется желание дать ему социальную характеристику. Печорин — продукт и жертва николаевской эпохи в одном лице, “чья душа испорчена светом и разорвана на две половинки, лучшая из которых высохла и умерла”, тогда как другая “жила к услугам каждого”. Есть в этом персонаже и то, что выводит его за рамки социальности, то есть Лермонтов раскрывает в своем герое и общечеловеческие начала, не зависящие от эпохи и времени. В этом смысле задача, которую ставит перед собой Лермонтов, сравнима с задачей Достоевского: “При всем реализме найти в человеке человека”. Лермонтов в романе уделяет много внимания изображению не только сознания, но и самосознания героя. Напряженный психологический анализ — это “болезнь века”, но также и необходимая форма самопознания развитой личности. То, что Печорин постоянно размышляет о своих поступках, анализирует свои чувства, является свидетельством того, что мы имеем дело с личностью неординарной; герой лермонтовского романа -личность в самом высоком смысле этого слова. Мы можем провести сравнение с романом Пушкина “Евгений Онегин”. Печорин, тоже являясь “лишним человеком”, отличается от Онегина не только своим темпераментом, не только глубиной мысли, но и степенью осознанности себя, своего отношения к миру. Печорин в большей степени, чем Онегин, мыслитель, идеолог. В этом смысле он герой своего времени. Действенность Печорина, на которую делает акцент Лермонтов, объясняется, прежде всего, степенью развитости этого героя: он хорошо образован, хорошо разбирается в людях, знает их слабости, но использует эти знания в своих целях. Беда Печорина в том, что его независимое самосознание и воля переходят в индивидуализм. В своем противостоянии действительности он исходит только из своего “я”. Он не просто эгоист, он эгоцентрист. Печорин является деятелем не только по натуре, но и по убеждению. Он сам указывает, что “в чьей голове родится больше идей, тот больше других и действует”.

Как личность Печорин шире предлагаемых ему социальных ролей, он отвергает все уготованные ему социальные рамки, пытается угадать свое высокое предназначение, но в то же время весьма скептически оценивает свои шансы в борьбе с окружающим обществом. Он рассуждает: “Многие люди, начиная жизнь, хотят кончить ее, как Байрон или Александр Македонский, а между тем остаются титулярными советниками”.

Герой не показан нигде при исполнении своих служебных обязанностей, но, тем не менее, он очень активен в жизни. На примере Печорина мы впервые в русской литературе встречаемся с героем, который прямо ставит перед собой актуальные вопросы человеческого бытия. Это вопросы о цели, о смысле жизни человека, о его предназначении. Подтверждением этому является рассуждение героя перед дуэлью с Грушницким и в повести “Фаталист”.

Одна из целей, которую герой, бесспорно, реализует, — это постижение природы и возможностей человека. Этим и объясняется цепь психологических и нравственных экспериментов Печорина над собой и над другими: княжной Мери, Грушницким, Вуличем. В достижении этой цели он действует настойчиво и упорно.

Раскрытие образа своего героя Лермонтов подчиняет традиции. Он испытывает Печорина двумя чувствами: дружбой и любовью. Ни одно, ни другое герой не выдерживает, Печорин разочаровывается в любви черкешенки Бэлы, говоря по этому поводу, что “любовь дикарки не многим лучше любви знатной барыни; невежество и простосердечие одной так же надоедают, как и кокетство другой”. К дружбе, к глубокому искреннему чувству, Печорин также не способен, считая, что из двух друзей один всегда раб другого. В отношениях же с Вернером его не устраивает ни роль повелителя, ни роль раба.

Последняя повесть “Фаталист” приобретает особое значение в восприятии Печориным жизни. Герой на протяжении всего повествования постоянно испытывает судьбу (под пулями чеченцев, на дуэли с Грушницким, в повести “Тамань” с ундиной), но наиболее выразительно это показано в “Фаталисте”. Это одна из самых идейно насыщенных и напряженных повестей романа. Она состоит из трех эпизодов, которые то отрицают, то подтверждают существование предопределения в жизни человека. Если и говорить о фатализме героя, то его следует назвать фаталистом действенным. Не отрицая наличия сил, во многом определяющих жизнь и поведение человека, Печорин не склонен на этом основании лишать его свободы воли. Подтверждением служит то, как он бросается в окно к казаку-убийце. На первый взгляд, это безрассудно, но Печорин действует достаточно обдуманно. Это не слепой риск Вулича, а осмысленная человеческая храбрость.

Главное содержание повестей о Печорине — это история его противодействия обстоятельствам и судьбе. Обстоятельства и судьба в итоге оказались сильнее Печорина. Его энергия выливается в действие пустое. Поступки героя чаще всего эгоистичны и жестоки. Печорин предстает в романе сложившимся характером с трагической судьбой. То, что Лермонтов заостряет внимание на психологическом раскрытии образа своего героя, ставит по-новому вопрос о нравственной ответственности человека за выбор жизненного пути и за свои поступки.

В том, как показал Лермонтов Печорина, он ознаменовал новый этап в развитии русского общества и русской литературы. Если в Онегине запечатлен процесс превращения аристократа в личность, то в “Герое нашего времени” показана трагедия уже сложившейся личности, обреченной жить в условиях николаевской реакции. Печорин оказывается шире того содержания, которое вложено в его образ. В этом смысле Лермонтов предвосхищает Достоевского. Новаторство Лермонтова заключается в том, что перед нами сильная, недюжинная личность, не находящая себе места и цели в жизни, чуждая окружающему обществу, внутренне противоречивая.

Судьба Печорина как одного из характерных типов своего времени, несмотря на его потенциальную героичность, была трагически безысходной. Лермонтов как писатель-реалист показал это в своем романе “Герой нашего времени”.

Cходство и различие образов Онегина и Печорина

Образы Печорина и Онегина похожи не только смысловым сходством. В. Г. Белинский отмечал духовное родство Онегина и Печорина: “Несходство их между собой гораздо меньше расстояния между Онегою и Печорою… Печорин — это Онегин нашего времени”.

Романы “Евгений Онегин” и “Герой нашего времени” написаны в разное время, и время действия этих произведений разное. Евгений жил в эпоху подъема национального и социального самосознания, вольнолюбивых настроений, тайных обществ, надежд на революционные преобразования. Григорий Печорин — герой эпохи безвременья, периода реакции, упадка общественной активности. Но проблематика обоих произведений одна — духовный кризис дворянской интеллигенции, критически воспринимающей действительность, однако не пытающейся изменить, усовершенствовать устройство общества. Интеллигенции, которая ограничивается пассивным протестом против бездуховности окружающего мира. Герои уходили в себя, бесцельно растрачивали свои силы, сознавали бессмысленность своего существования, но не обладали ни общественным темпераментом, ни социальными идеалами, ни способностью к самопожертвованию.

Онегин и Печорин воспитывались в одних условиях, с помощью модных французских гувернеров. Оба получили достаточно хорошее по тем временам образование, Онегин общается с Ленским, беседует на самые разнообразные темы, что говорит о его высокой образованности:

…Племен минувших договоры,

Плоды наук, добро и зло,

И предрассудки вековые,

И гроба тайны роковые,

Судьба и жизнь…

Печорин свободно обсуждает с доктором Вернером самые сложные проблемы современной науки, что свидетельствует о глубине его представлений о мире

Параллелизм между Онегиным и Печориным очевиден до тривиальности, роман Лермонтова пересекается с пушкинским не только благодаря основным характерам — соотнесенность их поддерживается многочисленными реминисценциями3. Наконец, известный афоризм Белинского о том, что Печорин — «это Онегин нашего времени», «несходство их между собою гораздо меньше расстояния между Онегою и Печорою»4, — закрепил эту параллель в сознании читательских поколений. Можно было бы привести много соображений относительно отражения антитезы Онегин — Ленский в паре Печорин — Грушницкий (показательно, что еще в 1837 г. Лермонтов был склонен отождествлять Ленского с Пушкиным), о трансформации повествовательных принципов «Онегина» в системе «Героя нашего времени», обнаруживающей явственную преемственность между этими романами, и т. д. Однако для нас интересно, в первую очередь, не это, равно как и не объективные различия, между образами Онегина и Печорина, неоднократно рассматривавшиеся от Белинского и Ап. Григорьева до работ советских лермонтоведов. Интересно попытаться реконструировать на основании фигуры Печорина то, как Лермонтов интерпретировал онегинский тип, каким он видел Онегина.

Характерный для «Онегина» принцип самоосмысления героев сквозь призму литературных штампов активно применяется в «Герое нашего времени». Цель Грушницкого — «сделаться героем романа» (М. Ю. Лермонтов, VI, стр. 263); княжна Мери стремится «не выйти из принятой роли» (там же, стр. 290); Вернер сообщает Печорину: «В ее воображении вы сделались героем романа в новом вкусе» (там же, стр. 272). В «Онегине» литературное cамоосмысление — признак наивности, принадлежности к детскому и неистинному взгляду на жизнь. По мере духовного созревания герои освобождаются от литературных очков и в восьмой главе предстают уже не как литературные образы известных романов и поэм, а как люди, что гораздо серьезнее, глубже и трагичнее.

В «Герое нашего времени» расстановка акцентов иная. Герои вне литературной самокодировки, — персонажи типа Бэлы, Максима Максимовича или контрабандистов, — простые люди5. Что касается персонажей противоположного ряда, то все они — и высокие, и низменные — кодируются литературной традицией. Разница лишь в том, что Грушницкий — это персонаж Марлинского в жизни, а Печорин кодирован онегинским типом.

Литературная кодировка персонажа в романтическом и реалистическом тексте имеет принципиально различный характер. В романтическом тексте перенесение на героя штампа «Каин», «Наполеон», «Брут» означало соответствующую трансформацию окружающего его пространства («русский Брут» подразумевал существование «русского Цезаря»; ср. у Пушкина, применительно к политической ситуации эпохи Венского конгресса: «Вот Кесарь — где же Брут?» — II, I, 311) и, как следствие, повторение, в основных показателях, сюжетной ситуации кода.

В реалистическом тексте традиционно кодированный образ помещается в принципиально чуждое ему и как бы внелитературное пространство («гений, прикованный к канцелярскому столу»). Результатом этого оказывается смещение сюжетных ситуаций. Самоощущение героя оказывается в противоречии с теми окружающими его контекстами, которые задаются как адекватные действительности. Яркий пример такой трансформации образа — соотношение героя и сюжетных ситуаций в «Дон Кихоте». Заглавия типа «Рыцарь нашего времени» или «Герой нашего времени» включают читателя в такой же конфликт.

Печорин кодирован образом Онегина, но именно поэтому он не Онегин, а его интерпретация. Быть Онегиным — для Печорина роль. Онегин не «лишний человек» — само это определение, так же как герценовское «умная ненужность», появилось позже и является некоторой интерпретирующей проекцией Онегина. Онегин восьмой главы не мыслит себя литературным персонажем. А между тем, если политическая сущность «лишнего человека» была раскрыта Герценом, а социальная — Добролюбовым, то историческая психология этого типа неотделима от переживания себя как «героя романа», а своей жизни — как реализации некоторого сюжета. Такое самоопределение неизбежно ставит перед человеком вопрос о его «пятом акте» — апофеозе или гибели, завершающих пьесу жизни или ее человеческий роман. Тема гибели, конца, «пятого акта», финала своего романа становится одной из основных в психологическом самоопределении человека романтической эпохи. Как литературный персонаж «живет» ради финальной сцены или последнего возгласа, так человек романтической эпохи живет «ради конца». «Умрем, братцы, ах, как славно умрем!» — восклицал А. Одоевский, выходя 14 декабря 1825 г. на Сенатскую площадь.

«Конец! Как звучно это слово» (М. Ю. Лермонтов, II, стр. 59). Тема конца, «торжества иль гибели», проходит через все творчество Лермонтова. Исключительно важна она и для Печорина, который постоянно осознает себя участником финала сюжетов: «Я был необходимое лицо пятого акта» (там же, VI, стр. 301); «Я — как человек, зевающий на бале, который не едет спать только по тому, что еще нет его кареты. Но карета готова? — прощайте!» (там же, стр. 321).

Психология «лишнего человека» это психология человека, все жизненное амплуа которого было нацелено на гибель и который, тем не менее, не погиб. Романный сюжет застает «лишнего человека» после окончания пятого акта его жизненной пьесы, лишенного сценария дальнейшего поведения. Для поколения лермонтовской «Думы» понятие пятого акта еще наполнено исторически реальным содержанием — это 14 декабря. В дальнейшем оно превращается в условную точку сюжетного отсчета. Естественно, что деятельность после деятельности превращается в длящуюся бездеятельность. Лермонтов предельно ясно раскрыл связь несостоявшейся гибели и бесцельности дальнейшего существования, заставив Печорина в середине «Княжны Мери» проститься с жизнью, свести все счеты с ней и… не умереть. «И теперь чувствую, что мне еще долго жить» (там же, стр. 322). Л. Н. Толстой в дальнейшем показал, как эта литературная ситуация становится программой реального поведения, повторно удваиваясь (романтический герой как некоторая программа поведения, реализуясь в реальных поступках русского дворянина, становится «лишним человеком»; в свою очередь, «лишний человек» становится, сделавшись фактом литературы, программой для поведения определенной части русских дворян6).

Андрей Болконский, как и Печорин, переживает момент «торжества иль гибели» в середине повествования, а затем становится героем, живущим после окончания собственного амплуа. При этом существенно противопоставление этого сюжетного пути внешне близкому ему типу «возрождающегося героя». Этот последний образ, имеющий, с точки зрения генезиса, отчетливо мифологические черты, строится принципиально иначе: умирая в некотором первом и более низменном воплощении в середине (или даже начале) повествования, он возрождается, как новый человек для новой жизни («…и новый человек ты будешь», Пушкин). Такой возрождающийся герой, как известно, типичен для сюжетов Толстого и в принципе противостоит персонажам ряда: «романтический герой — лишний человек», которые, умирая в середине действия, влачат далее существование живых мертвецов (живут, не возрождаясь или совершая безнадежные попытки возродиться к жизни, не меняя своей внутренней сущности: любовь к Бэле Печорина, к Наташе — князя Андрея).

Тема «живого мертвеца» сделается особенно характерной даже не для текстов русского романтизма, а для произведений, переносящих романтического героя в бытовые ситуации, изучающие его поведение в условиях реальной действительности, от тургеневского «да он и был мертвец»7 до «Возмездия» Блока.

Таким образом, традиция Онегина — не повторение онегинских черт, а их трансформация.

Характерным свидетельством того, что онегинская традиция неизменно сопровождалась трансформацией образов, имеющей характер упрощения структурной природы текста и введения ее в рамки тех или иных литературных традиций (включая сюда и традицию, созданную самим пушкинским романом; естественно, что для автора и современников его «Онегин» в такой же мере не мог с нею соотноситься, в какой для последующих поколений он стал от нее неотделим), является раздвоение сюжетных интерпретаций. В определенной традиции «онегинская ситуация» — это конфликт между «онегинским» героем и героиней, связанной с образом Татьяны. Так будут строиться основные романы Тургенева и Гончарова, «Саша» Некрасова, причем тургеневская версия романа онегинского типа настолько прочно войдет в русскую традицию, что станет определять восприятие и самого пушкинского текста.

Однако одновременно можно будет указать и на истолкование «онегинской ситуации» как столкновения двух мужских персонажей (конфликт: Онегин — Ленский). Основоположником традиции здесь выступил Лермонтов в «Княжне Мери» (ср. также «Княгиню Лиговскую», где, кроме обычно выделяемых элементов «социального романа» — Красинского иногда даже именуют разночинцем, между тем как он польский дворянин, «полурусский сосед» — намечен и конфликт романтика и скептика, который, возможно, должен был развернуться как столкновение Польши и России; не случайно тема восстания 1830 г. связывает Печорина, воевавшего в Польше, и Красинского, разоренного этой войной). Показательно с этой стороны то, что Гончаров в «Обыкновенной истории» «снял» с «Онегина» именно такую сюжетную структуру, прежде чем перейти к «пушкинско-тургеневскому» типу интерпретации, а Тургенев в «Отцах и детях» оставил излюбленный тип организации романного материала ради «мужского конфликта».

Конечно, пути усвоения онегинской традиции, даже в относительно узкой сфере сюжета, были многообразны и не сводились к перечисленным выше. Можно было бы, например, указать на представляющуюся очевидной связь между первоначальным замыслом «Анны Карениной» («романа о неверной жене») и активным обсуждением в критике середины века поведения Татьяны как ретроградного — в свете идей жоржзандизма и женской эмансипации. Толстой как бы ставил эксперимент, показывая, что произошло бы, если бы пушкинская героиня повела себя как «передовая женщина», стоящая выше предрассудков.

Однако, породив сложную и многообразную романную традицию, «Евгений Онегин», в сущности, стоит еще вне ее.

Строго романная структура не просто вычитывалась (и уж тем более не вчитывалась) последующей традицией. В «Онегине» имеется и активно «работает» структурный пласт, организованный в строго романной традиции. Он проявляется и в неоднократно отмечавшейся симметрии композиционного построения, которое может одновременно восприниматься и как «неорганизованный» отрывок без начала и конца, и как строго размеренное здание с зеркальной повторяемостью параллельных сюжетных ходов8, и в спонтанно присутствующих в тексте «романных» сюжетных ходах. Однако романная структура не полностью охватывает всю толщу произведения, в такой же мере, в какой не охватывает ее (составляя лишь определенный пласт) и метаструктурная система размышлений автора о принципах творчества, равно как и весь слой демонстративной «литературности».

Двойственность построения характера центральных героев в пушкинском романе в стихах проявилась в исключительно своеобразном месте, которое занимают образы в общей структуре романа. Как это было уже давно подчеркнуто Л. С. Выготским, развивавшим мысли Ю. Н. Тынянова, выделение из живой ткани романа «образов» как некоторых константных и статических сущностей («изображение человека 20-х годов и идеальной русской девушки»), имеющих самостоятельное, вне связи с общей структурой пушкинского текста, бытие, понижает художественную и идеологическую значимость произведения: «Герои при этом понимаются не только в наивно житейском их значении, но, что самое важное, именно статически, как некие законченные сущности, которые не изменяются на всем протяжении романа. Между тем, стоит только обратиться к самому роману, чтобы показать, что герои трактуются Пушкиным динамически»9. Выготский при этом имеет в виду и частично цитирует положение Тынянова, согласно которому художественное единство героя принципиально отличается от бытового представления о единстве внехудожественной личности человека: статическому и целому, лишенному внутренних противоречий бытовому восприятию человека (и наивным перенесениям этого восприятия в мир литературных произведений) противостоит динамическое соотнесение противоречивых кусков повествования, из которых художественное сознание, актом творческого насилия, воссоздает вторичное единство художественного образа. «Достаточно того, что есть знак единства, есть категория, узаконивающая самые резкие случаи его фактического нарушения и заставляющая смотреть на них как на эквиваленты единства. Но такое единство уже совершенно очевидно не является наивно мыслимым статическим единством героя; вместо знака статической целостности над ним стоит знак динамической интеграции, целостности <…> И достаточно знака героя, имени героя, чтобы мы не присматривались в каждом данном случае к самому герою»10.

Однако общая плодотворность приведенных выше положений не снимает их односторонности и потребности в коррекции.

С одной стороны, представление о литературном персонаже как динамической интеграции противоречивых свойств, поставленных под условный знак структурного единства, свойственно как сознательная установка отнюдь не всем типам художественного обобщения. В западноевропейской художественной традиции оно обычно связывается с именами Шекспира и Сервантеса, в русской — ведет свое начало от «Евгения Онегина» (в этом отношении примеры из Достоевского, которые приводит Выготский, доказывают скорее наличие в этих романах пушкинской традиции, а не мысль о нормативности такого построения для любого романа вообще). Существует не менее мощная традиция мировых повествовательных жанров, ориентированная на удаление из образов героев любых взаимопротиворечащих свойств. Кстати, та романная традиция, которую мог иметь в виду Пушкин, в значительной мере, определялась именно этой тенденцией: она свойственна и Ричардсону, и Матюрену, и Нодье, и Руссо как автору «Новой Элоизы». Также произведения, как «Племянник Рамо», «Манон Леско» или «Исповедь» Руссо, на этом фоне выступали как разрозненные и не образующие традиции факты.

С другой стороны, целостность и статичность внелитературного — бытового — представления о человеке весьма не безусловна. Такая статическая целостность образуется при словесном пересказе, в форме нехудожественного повествования, наших впечатлений от определенной личности. Само же непосредственное наблюдение всегда отрывочно, фрагментарно и противоречиво. Склеивание и унификация этих впечатлений в единый образ — результат вторичных психологических операций, не свободных от влияния художественного опыта.

Таким образом, слишком смело утверждать, что художественное и нехудожественное моделирование человеческой личности имеют вечные, статически противопоставленные признаки, которые могут быть имманентно описаны вне их взаимной соотнесенности. Духу мысли Тынянова, как кажется, более будет соответствовать представление о них как о динамической, взаимно соотнесенной системе, постоянство которой заключается во взаимном отличии, а функция — в периодической агрессии через разделяющую их границу в структуре культуры. В эпоху Пушкина именно литературным повествовательным текстам приписывались свойства большей организованности и упорядоченности, чем та, которая свойственна потоку жизни:

И поэтического мира

Огромный очерк я узрел,

И жизни даровать, о лира!

Твое согласье захотел11.

Разрушая плавность и последовательность истории своего героя, равно как и единство характера, Пушкин переносил в литературный текст непосредственность впечатлений от общения с живой человеческой личностью. Только после того, как онегинская традиция вошла в художественное сознание русского читателя как своего рода эстетическая норма, стало возможным преображение цепи мгновенных видений автором героя в объяснение его характера — непосредственное наблюдение повысилось в ранге и стало восприниматься как модель. Одновременно жизни стали приписываться свойства простоты, цельности, непротиворечивости. Если прежде жизнь воспринималась как цепь бессвязных наблюдений, в которых художник, силой творческого гения, вскрывает единство и гармонию, то теперь бытовое наблюдение приравнивалось утверждению, что человек прост и непротиворечив; поверхностный наблюдатель видит рутинное благополучие и пошлое, обыденное единство там, где художник вскрывает то, «чего не зрят равнодушные очи» (Гоголь), — трагические разрывы, глубинные контрасты.

«Евгений Онегин» знаменует момент равновесия этих двух тенденций. Это подразумевало не только приписывание литературе свойств жизни, но и жизни — черт литературы. В этом смысле чрезвычайно знаменателен конец пушкинского романа: приложив столько усилий к тому, чтобы финал «Онегина» не напоминал традиционных описаний «при конце последней части», Пушкин вдруг приравнивает Жизнь (с заглавной буквы!) роману и заканчивает историю своего героя образом оборванного чтения:

Блажен, кто праздник Жизни рано

Оставил, не допив до дна

Бокала, полного вина,

Кто не дочел Ее романа

И вдруг умел расстаться с ним,

Как я с Онегиным моим (VI, 190).

Поэт, который на протяжении всего произведения выступал перед нами в противоречивой роли автора и творца, созданием которого, однако, оказывается не литературное произведение, а нечто прямо ему противоположное — кусок живой Жизни, вдруг предстает перед нами как читатель (ср.: «и с отвращением читая жизнь мою»), то есть человек, связанный с текстом. Но здесь текстом оказывается Жизнь. Такой взгляд связывает пушкинский роман не только с многообразными явлениями последующей русской литературы, но и с глубинной и в истоках своих весьма архаической традицией.

Мы любим, говоря о Пушкине, именовать его родоначальником, подчеркивая, тем самым, связь с последующей и разрыв с предшествовавшей ему эпохой. Сам Пушкин в творчестве 1830-х гг. более был склонен подчеркивать непрерывность культурного движения. Резкое своеобразие художественного построения «Евгения Онегина» лишь подчеркивает его глубокую двустороннюю связь с культурой предшествующих и последующих эпох.

Анализ внутреннего мира пушкинского романа в стихах убеждает, что это произведение скрывает в себе в потенциальном, «свернутом» состоянии последующую историю русского романа. Поэтому каждый новый шаг в развитии художественного опыта русской литературы раскрывает нам новые идейно-художественные аспекты, объективно в романе содержащиеся, но выявленные лишь позднейшим художественным зрением. Уже поэтому не следует надеяться на «окончательное» решение проблемы «Евгения Онегина». Мы можем лишь идти, приближаясь к цели. Дойти до нее, пока роман остается для нас живым явлением культуры, видимо, невозможно.

Но если «Евгений Онегин» — скрытая в зерне будущая история русского романа, то одновременно он и концентрированный итог предшествующего художественного развития (сознательной ориентации Пушкина соответствовал именно этот аспект).

Таким образом, можно сделать вывод, что противопоставление внутритекстового анализа историческому в данном случае оказывается мнимым: исторический анализ отношения «Евгения Онегина» к предшествующей и последующей традиции с такой же неизбежностью приводит нас к необходимости исследования текста как такового, с какой внутритекстовый — к неизбежности изучения внетекстовых исторических связей.

Только в пересечении этих двух перспектив мы можем найти ворота в художественный мир «Евгения Онегина».

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Тынянов Ю. Н. О композиции «Евгения Онегина» // Памятники культуры: Новые открытия. Ежегодник 1974. M., 1975. C. 132.

2 См.: Лотман Ю. M. Посвящение «Полтавы» (текст, функция) // Проблемы пушкиноведения. Сб. научных трудов. Л., 1975.

3 Ср.: «Взор мне показался чудно нежен» (Лермонтов М. Ю. Соч.: В 6 т. Т. VI. М.; Л., 1957. C. 257): «Взор его очей / Был чудно нежен… (VI, 112). Ср. также цитату из посвящения Плетневу в «Княжне Мери», эпиграф из «Онегина» в «Княгине Лиговской» и проч., см.: Лермонтов М. Ю. Цит. соч. C. 665 (примечания Б. М. Эйхенбаума). Он же заметил, что в рукописи «Княгини Лиговской» Лермонтов ошибкой назвал Печорина Евгением. См.: Эйхенбаум Б. М. Статьи о Лермонтове. М.; Л., 1961. C. 233.

Целые сцены «Героя нашего времени» могут быть поняты лишь как реплики на «Онегина». Таков, например, эпизод ревности Грушницкого к Печорину на балу, подготовляющий, также параллельную к «Онегину», сцену дуэли:

— Я этого не ожидал от тебя, — сказал он, подойдя ко мне и взяв меня за руку.

— Чего?

— Ты с нею танцуешь мазурку? — спросил он торжественным голосом. — Она мне призналась…

— Ну, так что ж? А разве это секрет?

— Разумеется, я должен был этого ожидать от девчонки, от кокетки… Уж я отомщу! (Лермонтов М. Ю. Соч. Т. 6. C. 303) (Ср.: «кокетка, ветреный ребенок» — VI, 116)

«Секундантов у нас не будет, но может быть свидетель.

— Кто именно, позвольте узнать?

— Да Петр.

— Какой Петр?

— Камердинер вашего брата. Он человек, стоящий на высоте современного образования, и исполнит свою роль со всем необходимым в подобных случаях комильфо» (Тургенев И. С. Собр. соч.: В ХII т. Т. III. М., 1954. C. 317). Отсылка к эпизоду, в котором Онегин приводит своего камердинера в качестве секунданта на место дуэли, очевидна (Ср.: VI, 127–128). Включение наемного слуги в число секундантов или свидетелей формально, с точки зрения правил дуэли, не могло быть оспорено, но в «Онегине» представляло сознательное оскорбление второго секунданта (Зарецкого), поскольку подразумевало равенство секундантов перед судом чести (в определенных случаях предусматривалась возможность дуэли между секундантами). В «Отцах и детях» — это оскорбительная насмешка над Павлом Петровичем и самой дуэлью, поскольку свидетель должен выступать как арбитр в вопросах чести.

Тип "лишнего человека" в русской литературе XIX века

Тип "лишнего человека" в русской литературе восходит к романтическому герою. Характерная черта романтического поведения — сознательная ориентация на тот или иной литературный тип. Романтический молодой человек обязательно ассоциировал себя с именем какого-либо персонажа из мифологии романтизма: Демона или Вертера, героя Гете, трагически влюбленного и кончившего самоубийством юноши, Мельмота — таинственного злодея, демонического соблазнителя или Агасфера, Вечного Жида, надругавшегося над Христом во время его восхождения на Голгофу и за то проклятого бессмертием, Гяура или Дон-Жуана — романтических бунтарей и скитальцев из поэм Байрона.

Такая книжность, с одной стороны, расплодила своих грушницких из романа "Герой нашего времени" — поверхностных и мелких любителей фразы, для которых романтическая была удобным средством прикрыть собственную ограниченность и неоригинальность. С другой стороны, книжность часто сочеталась с искренней наивностью, например, в Татьяне Лариной, которая

Воображаясь героиней

Своих возлюбленных творцов,

Кларисой, Делией, Дельфиной,

… в тишине лесов

Одна с опасной книгой бродит,

Она в ней ищет и находит

Свой тайный жар, свои мечты.

Татьяна и Онегина наделяет ролью одного из героев романов. При этом книжность чувств не мешала им быть искренними и глубокими.

Главными чертами романтического героя были одиночество, разочарованность, равнодушие к жизни и ее наслаждениям, "преждевременная старость души". Романтический герой всегда в пути, его мир — дорога. За спиной его покинутая родина, ставшая для него тюрьмой. Все связи с родным краем оборваны: в любви он встретил предательство, в дружбе — яд клеветы:

В друзьях обман, в любви разуверенье

И яд во всем, чем сердце дорожит.

Но и на чужбине скиталец не останавливается. Всякая остановка для него насильственна: плен у диких народов, любовь к дикарке, тюрьма или счастье — в равной мере неволя. Он бежит из тюрьмы или порывает с любовью, чтобы продолжить свои одинокие и гордые скитания.

"Преждевременная старость" несет политическую окраску и вызвана мертвящим действием рабства, царящего на родине беглеца, либо на родине герой оставил безнадежную любовь, герой вытравил ее из своего сердца, оно угасло для любви и не может ответить на младенчески свежее чувство "дикой девы". Такая неразделенная либо тайная любовь — миф, поза. Такова была в целом мифология романтической личности. Воплощением ее, идеальными фигурами стали два гения романтической Европы — Байрон и Наполеон. Байрон разыграл свою личную жизнь на глазах всей Европы, превратил поэзию в цепь жутких автобиографических признаний, Наполеон показал миру, что сама жизнь может напоминать романтическую поэму.

Психология "лишнего человека" — это психология человека, все жизненное амплуа которого было нацелено на гибель и который тем не менее не погиб. Романный сюжет застает "лишнего человека" после окончания пятого акта его жизненной пьесы, лишенного сценария дальнейшего поведения. Для поколения лермонтовской "Думы" понятие пятого акта еще наполнено историческим реальным содержанием — это 14 декабря. В дальнейшем оно превращается в условную точку сюжетного отсчета. Естественно, что деятельность после деятельности превращается в длящуюся бездеятельность. М.Ю.Лермонтов предельно ясно раскрыл связь несостоявшейся гибели и бесцельности дальнейшего существования, заставив Печорина в середине "Княжны Мери" проститься с жизнью, свести все счеты с ней и … не умереть. "И теперь чувствую, что мне еще долго жить".

Параллелизм между Онегиным и Печориным очевиден до тривиальности, роман М.Ю.Лермонтова пересекается с пушкинским не только благодаря основным характерам — соотнесенность их поддерживается многочисленными реминисценциями. Целые сцены "Героя нашего времени" могут быть поняты как реплики на "Онегина". Таков, например, эпизод ревности Грушницкого к Печорину на балу, подготовляющий, так же параллельную к "Онегину", сцену дуэли, цитата из посвящения Плетневу в "Княжне Мери"). Известный афоризм В.Г.Белинского о том, что Печорин — "это Онегин нашего времени", "несходство между собою гораздо меньше расстояния между Онегою и Печорою", — закрепил эту параллель в сознании читательских поколений. Образом Печорина М.Ю.Лермонтов интерпретировал онегинский тип, каким он видел Онегина.

Характерный для "Евгения Онегина" принцип самоосмысления героев сквозь призму литературных штампов активно применяется в "Герое нашего времени". Цель Грушницкого — "сделаться героем романа", княжна Мери стремится "не выйти из принятой роли", Вернер сообщает Печорину: "В ее воображении вы сделались героем романа в новом вкусе". В "Евгении Онегине" литературное самоосмысление — признак наивности, принадлежность к детскому и неистинному взгляду на жизнь. По мере духовного созревания герои освобождаются от литературных очков и в восьмой главе предстают уже не как литературные образы известных романов и поэм, а как люди, что гораздо серьезнее, глубже и трагичнее. В "Герое нашего времени" расстановка акцентов иная. Герои вне литературной самокодировки — персонажи типа Бэлы, Максима Максимыча или контрабандистов — простые люди. Что касается персонажей противоположного ряда, то они — и высокие, и низменные — кодируются литературной традицией. Разница лишь в том, что Грушницкий — это персонаж Марлинского в жизни, а Печорин кодирован онегинским типом.

В реалистическом тексте традиционно кодированный образ помещается в принципиально чуждое ему и как бы внелитературное пространство ("гений, прикованный к канцелярскому столу"). Результатом оказывается смешение сюжетных ситуаций. Самоощущение героя оказывается в противоречии с теми окружающими его контекстами, которые задаются как адекватные действительности. Заглавие типа "Герой нашего времени" включает читателя именно в такой конфликт.

Печорин кодирован образом Онегина, но именно поэтому он не Онегин, а его интерпретация. Быть Онегиным — для Печорина роль. Онегин не "лишний человек" — само это определение , так же как герценовское "умная ненужность", появилось позже и является некоторой интерпретирующей проекцией Онегина. Онегин восьмой главы не мыслит себя литературным персонажем. А между тем если политическая сущность "лишнего человека" была раскрыта А.И.Герценом, а социальная -Н.А.Добролюбовым, то историческая психология этого типа неотделима от переживания себя как "героя романа", а своей жизни — как реализации некоторого сюжета. Такое самоопределение неизбежно ставит вопрос перед человеком о его "пятом акте" — апофеозе или гибели, завершающих пьесу жизни или ее человеческий роман. Тема гибели, конца, "пятого акта", финала своего романа становится одной из основных в психологическом самоопределении человека романтической эпохи. Какт литературный персонаж "живет" ради финальной сцены или последнего возгласа, так человек романтической эпохи живет "ради конца". Тема конца, "торжества или гибели", проходит через все творчество М.Ю.Лермонтова. Исключительно важна она и для Печорина, который постоянно осознает себя участником финала сюжетов: "Я был необходимое лицо пятого акта"; "Я — как человек, зевающий на бале, который не едет спать только потому, что еще нет его кареты. Но карета готова? — прощайте!"

Л.Н.Толстой в дальнейшем показал, как эта литературная ситуация становится программой реального поведения, повторно удваиваясь. Романтический герой как некоторая программа поведения, реализуясь в реальных поступках русского дворянина, становится "лишним человеком"; в свою очередь, "Лишний человек" становится, сделавшись фактом литературы, программой для поведения определенной части русских дворян. Андрей Болконский, как и Печорин, переживает момент "торжества иль гибели" в середине повествования, а затем становится героем, живущим после окончания своего амплуа. При этом существенно противопоставление этого сюжетного пути внешне близкому ему типу "возрождающегося героя". Такие герои живут, не возрождаясь или совершая безнадежные попытки возродиться к жизни, не меняя своей внутренней сущности: любовь к Бэле Печорина, к Наташе — князя Андрея.

С типом "лишнего человека" связывалось в первой трети XIX века представление о "герое времени". Она претерпело ряд трансформаций, не утратив главной сути, которая заключается в том, что герой всегда являлся носителем духовной идеи, а Россия как сугубо материальное явление не могла принять лучшего из своих сынов. Это противоречие духа и быта становится определяющим в конфликте героя и родины. Россия может предложить герою только материальное поприще, карьеру, что абсолютно не интересует его. Будучи оторванным от материальной жизни, герой не может укорениться на родине, чтобы воплотить свои высокие замыслы по ее преобразованию, и это порождает его скитальчество, неприкаянность.

I В начале романтической эпохи герой являл собой одиночку, отчужденного от официальной России, и энтузиаста, безрассудно бросающего вызов всему консервативному. На такой основе строит своего Чацкого А.С.Грибоедов. Рожден этот тип был началом декабристского движения.

II После кризиса декабризма в 1823 году (разгрома кишиневской группы Союза Благоденствия, открытого насилия и беззакония в действиях властей, трусости и предательства еще недавних единомышленников) литература ставит новые задачи, в свете которых отрыв передового человека от народа рисовался в особо зловещем свете, ибо революционность потребовала новых форм (военных действий) и опоры на народ, солдатскую массу. Романтическому герою — одиночке предъявлялся упрек в эгоизме и неспособности понимать народ, а народу — в рабском повиновении и терпении. Это вызывает у ряда декабристов , писателей и поэтов трагические настроения. Теперь представление об "умном человеке" ассоциируется с фигурой сомневающегося Демона. Весной 1825 года К.Ф.Рылеев писал А.С.Пушкину: "Скука есть одна из принадлежностей мыслящего существа".

Образ Печорина

Образ Печорина Роман "Герой нашего времени" стал продолжением темы "лишних людей". Эта тема стала центральной в романе в стихах А.С. Пушкина "Евгений Онегин". Герцен назвал Печорина младшим братом Онегина. В предисловии к роману автор показывает отношение к своему герою. Так же как и Пушкин в "Евгении Онегине" ("Всегда я рад заметить разность между Онегиным и мной") Лермонтов высмеял попытки поставить знак равенства между автором романа и его главным героем. Лермонтов не считал Печорина положительным героем, с которого надо брать пример. Автор подчеркнул, что в образе Печорина дан портрет не одного человека, а художественный тип, вобравший в себя черты целого поколения молодых людей начала века. В романе Лермонтова "Герой нашего времени" показан молодой человек, страдающий от своей неприкаянности, в отчаянии задающий себе мучительный вопрос: "Зачем я жил? Для какой цели я родился?" Он не питает ни малейшей склонности к тому, чтобы идти проторенной дорогой светских молодых людей. Печорин — офицер. Он служит, но не выслуживается. Печорин не занимается музыкой, не изучает философию или военное дело. Но мы не можем не видеть, что Печорин на голову выше окружающих его людей, что он умен, образован, талантлив, храбр, энергичен. Нас отталкивает равнодушие Печорина к людям, его неспособность к настоящей любви, к дружбе, его индивидуализм и эгоизм. Но Печорин увлекает нас жаждой жизни, стремлением к лучшему, умением критически оценить свои поступки. Он глубоко несимпатичен нам "жалкостью действий", пустой растратой своих сил, теми поступками, которыми он приносит страдания другим людям. Но мы видим, что и сам он глубоко страдает. Характер Печорина сложен и противоречив. Герой романа говорит о себе: "Во мне два человека: один живет в полном смысле этого слова, другой мыслит и судит его…". Каковы причины этой раздвоенности? "Я говорил правду — мне не верили: я начал обманывать; узнав хорошо свет и пружины общества, я стал искусен в науке жизни…" — признается Печорин. Он научился быть скрытным, злопамятным, желчным, честолюбивым, сделался, по его словам, нравственным калекой. Печорин — эгоист. Еще пушкинского Онегина Белинский называл "страдающим эгоистом" и "эгоистом поневоле". То же самое можно сказать и о Печорине. Печорину присущи разочарование в жизни, пессимизм. Он испытывает постоянную раздвоенность духа. В общественно-политических условиях 30-х годов 19 века Печорин не может найти себе применения. Он растрачивается на мелкие похождения, подставляет лоб чеченским пулям, ищет забвения в любви. Но все это лишь поиск какого-то выхода, лишь попытка развеяться. Его преследует скука и сознание, что не стоит жить такой жизнью. На всем протяжении романа Печорин показывает себя как человека, привыкшего смотреть "на страдания, радости других только в отношении к себе" — как на "пищу", поддерживающую его душевные силы, именно на этом пути ищет он утешения от преследующей его скуки, пытается заполнить пустоту своего существования. И все же Печорин — натура, богато одаренная. Он обладает аналитическим умом, его оценки людей и их поступков очень точны; у него критическое отношение не только к другим, но и к самому себе. Его дневник — не что иное, как саморазоблачение. Он наделен горячим сердцем, способным глубоко чувствовать (смерть Белы, свидание с Верой) и сильно переживать, хотя пытается скрыть душевные переживания под маской равнодушия. Равнодушие, черствость — маска самозащиты. Печорин все-таки является человеком волевым, сильным активным, в его груди дремлют "жизни силы", он способен к действию. Но все его действия несут не положительный, а отрицательный заряд, вся его деятельность направлена не на созидание, а на разрушение. В этом Печорин сходен с героем поэмы "Демон". И правда, в его облике (особенно в начале романа) есть что-то демоническое, неразгаданное. Во всех новеллах, которые Лермонтов объединил в романе, Печорин предстает перед нами как разрушитель жизней и судеб других людей: из-за него лишается крова и погибает черкешенка Бела, разочаровывается в дружбе Максим Максимович, страдают Мэри и Вера, погибает от его руки Грушницкий, вынуждены покинуть родной дом "честные контрабандисты", погибает молодой офицер Вулич. Белинский видел в характере Печорина "переходное состояние духа, в котором для человека все старое разрушено, а нового еще нет, и в котором человек есть только возможность чего-то действительного в будущем и совершенный призрак в настоящем".

Какой малый срок разделяет пушкинского Онегина и лермонтовского Печорина! Первая четверть и сороковые годы XIX века. И все же это — две разные эпохи, разделенные незабываемым для русской истории событием — восстанием декабристов. Пушкин и Лермонтов сумели создать произведения, отражающие дух этих эпох, произведения, в которых затрагивались проблемы судьбы молодой дворянской интеллигенции, не умеющей найти применения своим силам.

Герцен назвал Печорина "младшим братом Онегина", так что же общего в этих людях и чем они отличаются?

Онегин, прежде чем стать "молодым повесой", получил традиционное воспитание и обширное, но достаточно поверхностное образование. Из-за того, что в итоге он мог "совершенно" изъясняться по-французски, легко танцевать мазурку и "кланяться непринужденно", "свет решил, что он умен и очень мил". Однако, быстро пресытившись бесплодной суетой светской жизни, Онегин начинает ею тяготиться, но ничего не находит взамен. Понимая всю никчемность существования светских людей, Онегин начинает презирать их, уходит в себя, предается "русской хандре". Живя только собой, ен принимая во внимание чувства и переживания других людей, Онегин совершает целый ряд недостойных поступков. К моменту знакомства с ним Пушкин отмечал в Онегине "не подражательную странность", "резкий охлажденный ум", "мечтам невольную преданность", внутренний разрыв и непонимание между ним и окружающими людьми. Невзирая на глубокое презрение к "свету", Онегин остается зависимым от общественного мнения, и в результате убивает своего друга Ленского. Эгоизм приводит "повесу пылкого" к тяжелой душевной драме и разладу с самим собой.

О прошлом Печорина нам известно не так много, в основном — со страниц его собственного дневника, из его разговоров с другими людьми. Мы узнаем, что у Печорина "душа испорчена светом": "С самого детства все читали на моем лице признаки дурных свойств, которых не было; но их предполагали — и они родились". Теперь же окружающие часто не понимают ни мыслей Печорина, ни его поступков, а он же (и часто весьма оправданно) считает себя на голову выше окружающих. В отличие от Онегина, Печорин не сторониться людей, не избегает контактов с ними, а напротив, становиться чрезвычайно тонким психологом, способным разобраться не только в чужих поступках и мыслях, но и чувствах. К сожалению, общение с ним чаще всего приносит людям и даже ему самому лишь страдания и неудовлетворенность. В отличие от Онегина, Печорин еще не устал от жизни, но он не способен по0настоящему любить и дружить. И если от любви к Онегину (а после — от любви Онегина) у Пушкина страдает только Татьяна, то Печорин приносит несчастье всем женщинам, с которыми он сталкивается: Бэле, Вере, княжне Мери, даже подруге контрабандистов.

Проблема Онегина — в неспособности сделать свою жизнь интересной, яркой, наполнить ее значительными событиями. Печорина же волнует вопрос о цели собственно жизни, ее смысле. Сознание потерянных возможностей постоянно преследует его, поскольку его вера в свое "назначение высокое" не находит реального подтверждения. И один, и второй дорожат своей свободой, вольностью, но оказывается, что они слишком часто приносят ей в жертву то, что им по-настоящему дорого.

Различия в судьбах и характерах героев объясняются различиями эпох: жизнь России накануне декабрьского восстания (Онегин) и тяжелая политическая реакция после поражения декабристов (Печорин). И Онегин, и Печорин принадлежат к типу "лишних людей", т.е. таких людей, для которых в окружающем их обществе не находилось ни места, ни дела. И все же, даже презирая окружение, Онегин и Печорин были детьми этого общества, то есть героями своего времени.

В своем романе "Герой нашего времени" М.Ю. Лермонтов затронул многие социальные, нравственные и философские проблемы, возникшие в среде дворянской молодежи 30-х годов XIX века. Отличительной чертой этого времени стало отсутствие высоких общественных идеалов для поколения, вступившего в жизнь после жестокого разгрома декабристов. Чернышевский писал, что "Лермонтов … понимает и представляет своего Печорина, как пример того, какими становятся лучше, сильнейшие, благороднейшие люди под влияние общественной обстановки их круга".

Печорин как личность, как характер резко противостоит людям, желающим в жизни "плыть по течению". Он постоянно протестует, бунтует, ищет: в чем смысл жизни для человека? Где именно его место в этом мире?

Разочарования, "леденящее душу неверие в жизнь и во всевозможные отношения, связали и чувства человеческие" сделали Печорина скептиком, и все же не могли убить в нем волю, веру, мечту. В его "ненасытном" сердце всегда оставалось место для надежды.

Внимательность к собственным чувствам и мыслям помогла Печорину познать тонкости и чужого человеческого сердца. Тонкий психолог, он замечательно точно умел отгадать истинные мотивы поведения людей, однако общение с ними зачастую приносило Печорину лишь раздражение, страдание и снова — разочарование. Не доверяя людям и потеряв надежду быть понятым ими, герой романа замыкается в себе, у него возникает потребность жесткого контроля и разбора собственных поступков, движений сердца и мыслей.

Трагедия Печорина в том, что, сознавая, что у него есть силы и желание действовать, он понимает в то же время невостребованость этих ил в той общественной среде, где он живет. Поэтому между устремлениями Печорина и жизнью, которую он ведет, лежит глубокая пропасть: "Мало ли людей, начиная жизнь, думают кончить ее, как Александр Великий или лорд Байрон, а между тем целый век остаются титулярными советниками?.."

С горечью говорит Печорин о своей душе, испорченной светом: "мне все мало; к печали я так же легко привыкаю, как к наслаждению, и жизнь моя становиться пустее день ото дня".

Постоянный самоконтроль превратил чувства Печорина из искренних порывов души в объект для оценки. Двойственность натуры не позволяла герою романа полностью раскрыться ни в дружбе, ни в любив, да, кажется, он уже и разучился любить и дружить по-настоящему, делясь и отдавая: "… теперь я только хочу быть любимым и то очень немногими; даже мне кажется, одной постоянной привязанность мне было бы довольно". Замкнутость на своем внутреннем мире и недоверие к другим сделали Печорина равнодушным к чувствам окружающих, и это по-настоящему страшно. "Ненасытную жадность" этот человек ощущает лишь к власти над чужими мыслями и сердцами: "я смотрю на страдания и радость других только в отношении к себе, как на пищу, поддерживающую мои душевные силы". Сам неспособный больше "безумствовать под влиянием страсти", Печорин несказанно радуется любимому, малейшему порыву чувств, пробуждающемуся в его сердце, но и боится их, поскольку человек эмоциональный открыт и беззащитен. И эта погруженность в себя, зачастую делающая поступки Печорина жестокими и эгоистичными, становиться опасной для людей, искренне полюбивших героя романа.

Печорин действительно герой своего времени, поскольку во многих своих проявлениях является слепком своего окружения, отражением нравственного убожества общества: "Все читали на моем лице признаки дурных свойств, которых не было, но их предполагали — и они родились… Я был готов любить весь мир, — меня никто не понял: и я выучился ненавидеть. Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с собой и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и умерли". И этот взгляд со стороны на самого себя со временем делался не помощником, а бичом, проклятием Печорина, поскольку лишил его способности к благородным порывам: "… я боюсь показаться смешным самому себе".

И все же мне кажется, что именно люди, подобные Печорину, сумели вывести общество из этого болота зла, фальши, бесцельности существования. Печорин сам себя судит и казнит, и гораздо строже, чем кто бы то ни было. Он стоит выше людей, но конфликт между ним и обществом с каждой новой встречей становится все более глубоким, непреодолимым. Я думаю, что жизненная роль таких людей, как Печорин, — это обнаружение зла в мире, больных мест человечества, для лечения которых нужен совсем другой лекарь.

… Онегин — это русский, он возможен только в России, в ней он нужен и его встречают на каждом шагу…
"Герой нашего времени" Лермонтова — его младший брат.
А.И.Герцен

Проблема героя времени всегда волновала, волнует и будет волновать людей. Её ставили писатели-классики, она актуальна и до сих пор эта проблема интересовала и волновала меня с тех самых пор, когда я впервые открыла произведения Пушкина и Лермонтова. Вот почему я решила обратиться к этой теме в моем реферате. Роман А.С.Пушкина в стихах "Евгений Онегин" и роман Лермонтова "Герой нашего времени" — вершины русской литературы первой половины 19 века. В центре этих произведений люди, стоящие по своему развитию выше окружающего их общества, но не умеющие найти применение своим богатым силам и способностям. Поэтому таких людей называют "лишними".

Онегин — типичная фигура для дворянской молодежи 20-х годов 19 века. Еще в поэме "Кавказский пленник" А.С.Пушкин ставил своей задачей показать в герое "ту преждевременную старость души, которая стала основной чертой молодого поколения". Но поэт, по его же собственным словам, не справился с этой задачей. В романе "Евгений Онегин" эта цель была достигнута. Поэт создал глубоко типический образ.

Онегин — современник Пушкина и декабристов. Онегиных не удовлетворяет светская жизнь, карьера чиновника и помещика. Белинский указывает на то, что Онегин не мог заняться полезной деятельностью "по некоторым неотвратимым и не от нашей воли зависящим обстоятельствам", то есть из-за общественно-политических условий. Онегин, "страдающий эгоист", — все же незаурядная личность. Поэт отмечает такие его черты, как "мечтам невольная преданность, неподражаемая странность и резкий охлажденный ум". По словам Белинского, Онегин "был не из числа обыкновенных людей". Пушкин подчеркивает, что скука Онегина происходит оттого, что у него не было общественно- полезного дела. Русское дворянство того времени было сословием земле- и душевладельцев. Именно владение поместьями и крепостными крестьянами было мерилом богатства, престижа и высоты общественного положения. Отец Онегина "давал три бала ежегодно и промотался наконец", а сам герой романа после получения наследства от "всех своих родных" сделался богатым помещиком, он теперь

Заводов, вод, лесов, земель

Хозяин полный …

Но тема богатства оказывается связанной с разорением, слова "долги", "залог", "заимодавцы" встречаются уже в первых строках романа. Долги, перезакладывание уже заложенных имений было делом не только бедных помещиков, но и многие "сильные мира сего" оставляли потомкам огромные долги. Одной из причин всеобщей задолженности было сложившееся в царствование Екатерины II представление о том, что "истинно дворянское" поведение заключается не просто в больших тратах, а в тратах не по средствам.

Именно в то время, благодаря проникновению из-за границы различной просветительской литературы, люди стали понимать пагубность крепостнического ведения хозяйства. Из числа таких людей был и Евгений, он "читал Адама Смита и был глубокий эконом". Но, к сожалению, таких людей было немного, и основная часть их принадлежала к молодежи. И поэтому, когда Евгений " ярем … барщины старинной оброком легким заменил ",

… В своем углу надулся,

Увидя в этом страшный вред,

Его расчетливый сосед.

Причиной образования долгов было не только стремление "жить по-дворянски", но и потребность иметь в своем распоряжении свободные деньги. Эти деньги получали путем закладывания имений. Жить на средства, полученные при закладывании имения, и называлось жить долгами. Предполагалось, что на полученные деньги дворянин улучшит свое положение , но в большинстве случаев дворяне проживали эти деньги, тратя их на покупку или строительство домов в столице, на балы (" давал три бала ежегодно") . Именно по этому, привычному, но ведущему к разорению пути и пошел отец Евгения. Не удивительно, что когда отец Онегина скончался, выяснилось, что наследство обременено большими долгами.

Перед Онегиным собрался

Заимодавцев жадный полк.

В этом случае наследник мог принять наследство и вместе с ним взять на себя долги отца или отказаться от него, предоставив кредиторам самим улаживать счета между собой. Первое решение диктовалось чувством чести, желанием не запятнать доброе имя отца или сохранить родовое имение. Легкомысленный же Онегин пошел по второму пути. Получение наследства было не последним средством поправить расстроенные дела. Молодость, время надежд на наследство, была как бы узаконенным периодом долгов, от которых во второй половине жизни следовало освободиться, став наследником "всех своих родных" или выгодно женившись.

Блажен…

Кто в двадцать лет был франт иль хват,

А в тридцать выгодно женат;

Кто в пятьдесят освободился

От частных и других долгов.

Для дворян того времени военное поприще представлялось настолько естественным, что отсутствие этой черты в биографии должно было иметь специальное объяснение. То, что Онегин, как ясно из романа, вообще никогда нигде не служил, делало юношу белой вороной в кругу современников. Это отражало новую традицию. Если раньше отказ от службы обличали как эгоизм, то теперь он приобрел контуры борьбы за личную независимость, отстаивание права жить независимо от государственных требований. Онегин ведет жизнь молодого человека, свободного от служебных обязанностей. Такую жизнь в то время могли себе позволить лишь редкие молодые люди, чья служба была чисто фиктивной. Возьмем такую деталь. Заведенный Павлом I порядок, при котором все чиновники, включая самого императора, должны были рано ложиться и рано вставать, сохранился и при Александре I. Но право вставать как можно позже явилось своего рода признаком аристократизма, отделявшим неслужащего дворянина не только от простонародья, но и от деревенского помещика. Мода вставать как можно позже восходила к французской аристократии "старого дореволюционного режима" и была занесена в Россию эмигрантами.

Утренний туалет и чашка кофе или чаю сменялись к двум-трем часам дня прогулкой. Излюбленными местами гуляний петербургских франтов были Невский проспект и Английская набережная Невы, именно там Онегин и гулял: "Надев широкий боливар, Онегин едет на бульвар". Около четырех часов пополудни наступало время обеда. Молодой человек, ведущий холостой образ жизни, редко содержал повара и предпочитал обедать в ресторане.

Послеобеденное время молодой франт стремился "убить", заполнив промежуток между рестораном и балом. Такую возможность давал театр, он был не только местом художественных зрелищ и своеобразным клубом, где происходили светские встречи, но и местом любовных интриг:

Театр уж полон; ложи блещут;

Партер и кресла — все кипит;

В райке нетерпеливо плещут,

И, взвившись, занавес шумит.

….

Все хлопает. Онегин входит,

Идет меж кресел по ногам,

Двойной лорнет скосясь наводит

На ложи незнакомых дам.

Бал имел двойственное свойство. С одной стороны, был областью непринужденного общения, светского отдыха, местом, где ослаблялись социально-экономические различия. С другой стороны, бал был местом представительства различных общественных слоев.

Устав от городской жизни, Онегин поселяется в деревне. Важным событием в его жизни стала дружба с Ленским. Хотя Пушкин отмечает, что они сошлись "от делать нечего". Это, в конце концов, привело к дуэли.

В то время люди по-разному смотрели на дуэль. Одни считали, что дуэль, несмотря ни на что, — это убийство, а значит, варварство, в котором нет ничего рыцарского. Другие — что дуэль- средство защиты человеческого достоинства, поскольку перед лицом поединка оказывался равен и бедный дворянин, и любимец двора.

Такой взгляд не был чужд и Пушкину, как показывает его биография. Дуэль подразумевала строгость соблюдения правил, что достигалось обращением к авторитету знатоков. Такую роль в романе играет Зарецкий. Он, "в дуэлях классик и педант", вел дело с большими упущениями, вернее, сознательно игнорируя все, что могло устранить кровавый исход. Еще при первом посещении он был обязан обсудить возможность примирения. Это входило в его обязанности секунданта, тем более, что кровной обиды нанесено не было и всем, кроме 18-летнего Ленского, было ясно, что дело заключается в недоразумении. Онегин и Зарецкий нарушают правила дуэли. Первый — чтобы продемонстрировать свое раздраженное презрение к истории, в которую он попал против своей воли, в серьезность которой все еще не верит, а Зарецкий потому, что видит в дуэли забавную историю, предмет сплетен и розыгрышей. Поведение Онегина на дуэли неопровержимо свидетельствует, что автор хотел сделать его убийцей поневоле. Онегин стреляет с дальней дистанции, сделав только четыре шага, причем первым, явно не желая попасть в Ленского. Возникает, однако, вопрос: почему все-таки Онегин стрелял в Ленского, а не мимо? Основным механизмом, при помощи которого общество, призираемое Онегиным, все же властно управляет его поступками, является боязнь быть смешным или сделаться предметом сплетен. В онегенскую пору нерезультативные дуэли вызывали ироническое отношение. Человек, выходивший к барьеру, должен был проявить незаурядную духовную волю, чтобы сохранить свое поведение, а не принять навязанные ему нормы. Поведение Онегина определялось колебаниями между чувствами, которые он испытывал к Ленскому, и боязнью показаться смешным или трусливым, нарушив правила поведения на дуэли. Что победило нам, известно:

Поэт, задумчивый мечтатель

Убит приятельской рукой!

Роман "Евгений Онегин" — того неисчерпаемый источник , рассказывающий о нравах и жизни того времени. Сам Онегин является истинным героем своего времени, и для того, чтобы понять самого его и его поступки, мы изучаем время, в которое он жил.

М.Ю.Лермонтов- писатель "совсем иной эпохи", несмотря на то, что с Пушкиным их разделяет десятилетие.

Годы жестокой реакции сделали свое дело. В его эпоху невозможно было преодолеть отчуждение от времени, вернее, от безвременья 30-х годов.

Лермонтов видел трагедию своего поколения. Это нашло свое отражение уже в стихотворении "Дума":

Печально я гляжу на наше поколенье!

Его грядущее — иль пусто, иль темно,

Меж тем, под бременем познанья и сомненья,

В бездействии состарится оно…

Эта тема была продолжена М.Ю. Лермонтовым в романе "Герой нашего времени".

Печорин — герой переходного времени, представитель дворянской молодежи, вступивший в жизнь после разгрома декабристов. Отсутствие высоких общественных идеалов — яркая черта этого исторического периода. Образ Печорина — одно из главных художественных открытий Лермонтова. Печоринский тип поистине эпохален. В нем получили свое концентрированное художественное выражение коренные особенности последекабристской эпохи, в которой, по словам Герцена, на поверхности, "видны балы только потери", внутри же "совершалась великая работа…. глухая и безмолвная, но деятельная и беспрерывная ". Вот это разительное несоответствие внутреннего — внешнему и в то же время обусловленность интенсивного развития духовной жизни запечатлены в образе- типе Печорина. Однако его образ значительно шире заключенного в нем в общечеловеческое, национальное — во всемирное, социально-психологическое в нравственно-философское. Печорин в своем журнале неоднократно говорит о своей противоречивой двойственности. Обычно эта двойственность рассматривается как результат полученного Печориным светского воспитания, губительного воздействия на него дворянско-аристократической сферы, переходного характера его эпохи.

Объясняя цель создания "Героя нашего времени", М.Ю. Лермонтов в предисловии к нему достаточно четко дает понять, чем для него является образ главного героя: "Герой нашего времени, милостивые государи мои, точно портрет, но не одного человека: это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии". Автор поставил перед собой важную и сложную задачу, желая отобразить на страницах своего романа героя своего времени. И вот перед нами Печорин — поистине трагическая личность, молодой человек, страдающий от своей неприкаянности, в отчаянии задающий себе мучительный вопрос: "Зачем я жил? Для какой цели я родился?" В изображении Лермонтова Печорин — человек вполне определенного времени, положения, социально-культурной среды, со всеми вытекающими отсюда противоречиями, которые исследованы автором в полной мере художественной объективности. Это дворянин — интеллигент николаевской эпохи, её жертва и герой в одном лице, чья "душа испорчена светом". Но есть в нем и нечто большее, что делает его представителем не только определенной эпохи и социальной среды. Личность Печорина предстает в романе Лермонтова как неповторимо — индивидуальное проявление в ней конкретно-исторического и общечеловеческого, видового и родового. От своего предшественника Онегина Печорин отличается не только темпераментом, глубиной мысли и чувства, силой воли, но и степенью осознанности себя, своего отношения к миру. Печорин в большей степени, чем Онегин, мыслитель, идеолог. Он органично философичен. И в этом смысле он — характернейшее явление своего времени, по словам Белинского, " века философствующего духа". Напряженные раздумья Печорина, его постоянный анализ и самоанализ по своему значению выходят за пределы породившей его эпохи, имеют и общечеловеческое значение как необходимый этап в самопостроении человека, в формировании в нем индивидульно-родового, то есть личностного, начала.

В неукротимой действенности Печорина получила отражение другая важнейшая сторона лермонтовской концепции человека — как существа не только разумного, но и деятельного.

Печорин воплощает такие качества, как развитое сознание и самосознание, "полнота чувств и глубина мыслей", восприятие себя представителем не только наличного общества, но и всей истории человечества, духовно-нравственная свобода, деятельное самоутверждение целостного существа и т.п. Но, будучи сыном своего времени и общества, он несет на себя и их неизгладимую печать, сказывающуюся в видовом, ограниченном, а подчас и искаженном проявлении в нем родового. В личности Печорина наблюдается особенно характерное для социально неустроенного общества противоречие между его человеческой сущностью и существованием, "между глубокостию натуры и жалкостию действия одного и того же человека". (Белинский) Однако, в жизненной позиции и деятельности Печорина больше смысла, чем кажется на первый взгляд. Печатью мужественности, даже героизма, отмечено его ни перед чем не останавливающееся отрицание неприемлемой для него действительности; в протесте против которой он полагается только на собственные силы. Он умирает, ни в чем, не поступившись своими принципами и убеждениями, хотя и не совершив того, что мог сделать в иных условиях. Лишенный возможности прямого общественного действия, Печорин стремится, тем не менее, противостоять обстоятельствам, утверждать свою волю, свою "собственную надобность", вопреки господствующей "казенной надобности". Лермонтов впервые в русской литературе вывел на страницы своего романа героя, который прямо ставил перед собой самые главные, "последние" вопросы человеческого бытия — о цели и смысле жизни человека, о его назначении. В ночь перед дуэлью с Грушницким он размышляет: "Пробегаю в памяти все мое прошедшее и спрашиваю себя невольно: зачем я жил? Для какой цели я родился? А верно она существовала, и верно, было мне назначение высокое, потому что я чувствую в душе моей силы необъятные; но я не угадал этого назначения. Я увлекся приманками страстей пустых и неблагодарных; из горнила их я вышел тверд и холоден, как железо, но утратил навеки пыл благородных стремлений, лучший цвет жизни". Жертвой своеволия Печорина становится Бэла, насильственно вырванная из ее среды, из естественного течения ее жизни. Погублена прекрасная в своей естественности, но хрупкая и недолговечная гармония неискушенности и неведения, обреченная на неизбежную гибель в соприкосновении с реальностью, хотя бы и "естественной" жизнью, а тем более со все более властно вторгающейся в нее "цивилизации".

В эпоху Возрождения индивидуализм был исторически прогрессивным явлением. С развитием буржуазных отношений индивидуализм лишается своей гуманистической основы. В России углублявшийся кризис феодально-крепостнической системы, зарождение в ее недрах новых, буржуазных отношений, победа в Отечественной войне 1812 года вызывали поистине возрожденческий подъем чувства личности. Но вместе с тем все это переплетается в первой трети XIX века с кризисом дворянской революционности (события 14 декабря 1825 года), с падением авторитета не только религиозных верований, но и просветительских идей, что в итоге создавало питательную почву для развития индивидуалистической идеологии в русском обществе. В 1842 году Белинский констатировал: "Наш век … это век… разъединения, индивидуальности, век личных страстей и интересов (даже умственных) … ". Печорин со своим тотальным индивидуализмом и в этом отношении фигура эпохальная. Принципиальное отрицание Печориным морали современного ему общества, как и других его устоев, было не только его личным достоинством. Оно уже давно вызрело в общественной атмосфере, Печорин явился лишь наиболее ранним и ярким его выразителем.

Существенно и другое: индивидуализм Печорина далек от прагматического, приспособляющегося к жизни эгоизма. В этом смысле показательно сопоставление индивидуализма, скажем, пушкинского Германа из "Пиковой дамы" с индивидуализмом Печорина. Индивидуализм Германа основывается на стремлении во что бы то ни стало завоевать себе место под солнцем, то есть подняться на верхние ступени социальной лестницы. Он бунтует не против этого несправедливого общества, а против своего приниженного положения в нем, не соответствующего, как он полагает, его внутренней значимости, его интеллектуально-волевым возможностям. Ради завоевания престижного положения в этом несправедливом обществе он готов пойти на все: перешагнуть, "преступить" не только через судьбы других людей, но и через себя как "внутреннего" человека". Не таков индивидуализм Печорина. Герой полон действительно бунтарского неприятия всех устоев общества, в котором вынужден жить. Он меньше всего озабочен своим положением в нем. Больше того, по сути, он имеет, и легко мог бы иметь еще больше из того, чего так добивается Герман: он богат, знатен, перед ним открыты все двери высшего света, все дороги на пути к блестящей карьере, почестям. Он же все это отвергает как чисто внешнюю мишуру, недостойную живущих в нем устремлений к подлинной полноте жизни, которую он видит, по его словам, в "полноте и глубине чувств и мыслей", в обретении значительной жизненной цели. Свой сознательный индивидуализм он рассматривает как нечто вынужденное, поскольку пока не находит ему приемлемой для себя альтернативы.

Есть еще одна особенность в характере Печорина , которая заставляет во многом по-новому взглянуть на исповедуемый им индивидуализм. Одной из доминирующих внутренних потребностей героя является его ярко выраженное влечение к общению с людьми, что уже само по себе противоречит индивидуалистическим мировоззренческим установкам. В Печорине поражает постоянное любопытство к жизни, к миру, а главное — к людям.

Печорин, говорится в предисловии к роману, — тип "современного человека", каким автор "его понимает" и каким слишком часто встречал.

Итак, перед нами два героя, оба представители своего непростого времени. Замечательный критик В.Г. Белинский не ставил между ними знака "равно", но и большой пропасти между ними не видел.

Называя Печорина Онегиным своего времени, Белинский отдавал должное непревзойденной художественности пушкинского образа и вместе с тем полагал, что "Печорин выше Онегина по идее", хотя, словно приглушая некоторую категоричность этой оценки, добавлял: "Впрочем, это преимущество принадлежит нашему времени, а не Лермонтову". Начиная со 2 половины XIX века за Печориным упрочилось определение "лишнего человека".

Глубинный смысл и характеристика типа "лишнего человека" для русского общества и русской литературы николаевской эпохи, вероятно, наиболее точно определил А.И.Герцен, хотя это определение и остается пока в "запасниках" литературоведения. Говоря о сущности Онегина и Печорина как "лишних людей" 1820-30-х годов, Герцен сделал замечательно глубокое наблюдение: "Печальный тип лишнего … человека — только потому, что он развился в человеке, являлся тогда не только в поэмах и романах, но на улицах и в гостиных, в деревнях и городах".

И все же при всей близости к Онегину Печорин, как герой своего времени, знаменует совершенно новый этап в развитии русского общества и русской литературы. Если в Онегине отражен мучительный, но во многом полустихийный процесс превращения аристократа, "денди" в человека, становления в нем личности, то в Печорине запечатлена трагедия уже сложившейся высокоразвитой личности, обреченной жить в дворянско-крепостническом обществе при самодержавном режиме.

По словам Белинского, "Герой нашего времени" — это "грустная дума о нашем времени", а Печорин- "это герой нашего времени. Несходство их между собой гораздо меньше расстояния между Онегою и Печорою".

"Евгений Онегин " и "Герой нашего времени" — яркие художественные документы своей эпохи, а главные их герои олицетворяют для нас всю тщетность попыток жить в обществе и быть свободным от него.

План

I. Проблема героя времени в русской литературе.

II. Типы лишних людей в романах Пушкина и Лермонтова

а) Онегин — современник Пушкина и декабристов.

— "страдающий эгоист", "эгоист поневоле"

— богатый помещик

— человек, свободный от служебных обязанностей

— распорядок дня

— дуэль

б) Печорин — герой своего времени.

— отсутствие высоких идеалов

— поистине трагическая личность

— дворянин

— его "душа испорчена светом"

— деятельная личность

— полнота чувств и глубина мыслей

— "его силы необъятные"

— его индивидуализм

III. "Евгений Онегин" и "Герой нашего времени" — лучшие художественные документы своей эпохи.

Литература

1) Н.А.Демин "Изучение творчества А.С.Пушкина в 8 классе", Москва, "Просвещение", 1971г.

2) М.Ю.Лермонтов "Герой нашего времени", Москва, "Советская Россия", 1981г.

3) М.Ю.Лермонтова "Сочинения", Москва, издательство "Правда", 1988г.

4) В.Г.Маранцман "Художественная литература", "Просвещение", 1991г.

5) А.С.Пушкин "Евгений Онегин", Москва, "Худож.литература", 1984г.

6) Б.Т. Удодов "Роман М.Ю.Лермонтова "Герой нашего времени", Москва, "Просвещение", 1989г.